Скотту почудилось, что уже близок рассвет — от долгой неподвижности затекли ноги. Оглянувшись, он с удивлением заметил, что его все еще окружает ночная тьма, и вновь перевел взгляд в глубину комнаты. Свет ночника позволял угадывать предметы, и он заметил, что девушка беспокойно заметалась в постели. Затем она поднялась и неверными шагами направилась к двери. Безрезультатно подергав ручку, она пошла к окну.
Дэниел видел, как выражение ужаса постепенно исказило черты прекрасного лица: угасавшее сознание подсказало Кире, что она попала в ловушку. Из последних сил она размахнулась, чтобы разбить кулаком стекло, но потеряла равновесие и упала. По неловкой и неподвижной позе лежавшей, Скотт понял, что девушка потеряла сознание. Рывком подняв раму, он тут же резко откинулся назад: от волны газа, ударившей ему в лицо, он едва не задохнулся. Однако следовало спешить. Дэниел перемахнул через подоконник и ударил каблуком в стену. Шипение газа немедленно прекратилось, а еще через несколько секунд он услышал скрип ключа.
Когда доктор Бах отворил дверь, на пороге уже стоял Дэниел с девушкой на руках. Оба врача устремились в лабораторию, и вот уже бесчувственное тело покоится на операционном столе. Затянув крепящие ремни, молодой человек уступил место опытному хирургу и, пока тот заканчивал предварительные процедуры, в последний раз полюбовался на прекрасного ангела с черной дьявольской душой. На глаза набежали невольные слезы, но усилием воли он прогнал их: надо было ассистировать доктору Баху.
Тот решил провести операцию на гипофизе, добравшись до него через носоглотку, что, во-первых, существенно сокращало время, а, во-вторых, не оставляло наружных шрамов. В обычных условиях доктор Бах предпочел бы трепанацию черепа, что позволило бы лучше изучить невероятный феномен, но в данном случае победил рационализм, а не научное любопытство.
Девушка еще не успела очнуться, как операция уже была успешно завершена. Мгновенные признаки этого показались ошеломленным врачам почти колдовством: волосы начали темнеть, стремительно теряя свое платиновое сияние, чуть заметная под полуопущенными веками радужка из голубой превратилась в фиалковую. Единственной отличительной чертой этой девушки от той, что недавно умирала в клинике Баха, было ее явное здоровье: щеки не ввалились, темные волосы не утратили блеска, лицо своей невинностью напоминало спящего ангела.
Дэниел Скотт уже не сдерживал слез. Старик не мог понять, что оплакивает его молодой коллега, а спросить не хватило духу. Сам же он смотрел на приходившую в себя девушку и сожалел о том, что не видел, как выглядела она в тот момент, когда поднимала камень, чтобы убить.
Жизнь профессора математики в Восточном университете небогата приключениями. Многие считают, что преподаватели влачат жалкое существование в мире книг и ученых премудростей, а учителя математики вообще жуткие зануды и сухари, и их предмет самая скучная наука. И все же даже в мире бездушных цифр есть свои мечтатели: Максвелл, Лобачевский, Эйнштейн и многие другие. Великий Альберт Эйнштейн был одним из немногих, кто сумел соединить философскую мечту с экспериментальной наукой и разрушить прочную связь математических символов.
И не забудьте, что «Приключения Алисы в Стране Чудес» написал мечтатель, серьезно занимавшийся математикой. Конечно, я не ставлю себя в один ряд с ними. Я мыслю достаточно приземленно, и не предаюсь пустым фантазиям. Преподавание — моя профессия. По крайней мере, мой основной заработок. Иногда, когда подворачивается случай, я занимаюсь обработкой статистических данных для промышленных корпораций. В телефонной книге обо мне так и написано: «Абнер Ааронс — статистика и математические консультации». Эта сфера деятельности дает дополнительный доход. Бывает, что среди прочего попадается интересный материал. Но в основном приходится вычерчивать графики изменений в сфере потребления для производителей и высчитывать прирост населения для предприятий коммунальный услуг.
Временами предприимчивые рекламные агентства просят подсчитать, сколько понадобится банок сардин, чтобы заполнить Панамский канал. Они используют такого рода информацию как наживку для покупателей. Работа эта не очень увлекательная, но весьма прибыльная.
Вот почему я не удивился, когда в одном июльское утро мне позвонили. Университет был закрыт уже несколько недель. Летний семестр должен был начаться без присутствия моей драгоценной персоны. Я собирался отдохнуть пару дней на речке в штате Вермонт, где отлично клевали речные форели. Причем вне зависимости от того, кто вытаскивал их на берег: боксер-профессионал, президент или профессор математики. Я хотел поехать один. Три четверти года, проведенные перед аудиторией безмозглых головастиков, которых называют студентами колледжа, отбили всякое желание видеть людей. Потребность в общении временно притупилась.
Однако я не настолько расточителен, чтобы пренебречь возможностью получить лишний пенни. Звонок с предложением работы оказался весьма кстати, ведь уже тот скромный отдых, который я планировал, грозил пробить брешь в скудном бюджете преподавателя, к тому же условия звучали заманчиво: простое и прибыльное дельце.
— Меня зовут Курт Строн, — представился звонивший. — Я химик-экспериментатор. Только что закончил серию опытов и хочу, чтобы вы свели результаты в таблицы и сделали выводы. Вы ведь беретесь за такую работу?
Я дал утвердительный ответ.
— Необходимо, чтобы вы зашли за материалами. — Вещал слащавый голос. — Я не могу выходить. — За этим последовал адрес, где-то на западной стороне, семнадцатая улица.
Обычно все данные мне доставляли с посыльным или присылали по почте. Но иногда я забирал их и сам, так что в просьбе не было ничего необычного. Я согласился и сказал, что скоро буду. И действительно не стал затягивать дело. Чем скорее я справлюсь с этой работой, тем скорее получу возможность отдохнуть.
Я поспешил на метро, такси для профессора роскошь, а личный автомобиль — недостижимая мечта. И вскоре уже входил в подъезд одного из невзрачных коричневых домов, еще встречающихся на Западной авеню. Строн впустил меня. Я сразу понял, почему он просил меня приехать. Он был страшно искалечен: обожженная левая сторона тела напоминала иссохшую шишковатую кору старого дуба. Из-за увечий он с трудом ковылял даже по квартире. Еще я отметил в нем маленькие пронзительные глазки и темные жесткие волосы.
Он довольно любезно меня поприветствовал, пригласил войти в маленькую библиотеку. Там он устроился за столом, заваленным бумагами, лицом ко мне, окинул меня своими глубоко посажеными глазами и усмехнулся.
