Долго ждать не пришлось.
Рейвич появился на экране в камере ожидания, где чиновники Убежища держали вновь прибывших, прежде чем принимали решение об их дальнейшей судьбе. Не могу сказать, что увидел нечто неожиданное — я уже видел это лицо. Воронофф действительно превратил себя в его точную копию. И все же в настоящем Рейвиче было нечто неповторимое — это не поддавалось описанию. Может быть, это разница между человеком, который делает что-то в ходе игры — пусть даже с полной отдачей, — и тем, чьи намерения дьявольски серьезны.
— Вот так дела, — произнес Рейвич.
Он был несколько бледен, но в этой бледности не было ничего болезненного. Стоячий воротник белоснежного мундира был единственной деталью одежды, которая попала в объектив. За спиной можно было разглядеть фреску — вязь алгебраических символов, если не ошибаюсь, часть формулы трансмиграции.
— Вы просили разрешение на вход. Я даю согласие.
— Как и Таннеру, — напомнил я. — Вы уверены, что это было разумное решение?
— Не уверен. Но результат должен получиться любопытным. С учетом того, что он тот, за кого вы его принимаете, а вы — тот, за кого он принимает вас.
— А вы не допускаете, что одному из нас придет в голову вас убить? А может быть, обоим сразу.
— Например, вам?
Восхитительно, прямо в точку. Отдавая ему должное, я сделал вид, что задумался.
— Нет, Арджент. Когда-то я действительно этого хотел. Но тогда я не знал, кем являюсь. Когда узнаешь о себе что-то новое, приоритеты иногда меняются.
— Допустим, вы Кагуэлла.
Голос у него был высокий, как у ребенка.
— Мои люди убили вашу жену. Вот еще один повод, чтобы пытаться убить меня, чего бы это ни стоило.
— Жену Кагуэллы убил Таннер. По сути, он пытался ее спасти, но это ничего не меняет.
— И все-таки, кто вы? Кагуэлла?
— Наверно, я когда-то был Кагуэллой. Теперь его не существует, — я мрачно посмотрел на экран. — И, честно говоря, сомневаюсь, что его кто-то оплакивает.
Рейвич брезгливо поджал губы.
— Кагуэлла лишил меня семьи, — сказал он. — Он продал оружие, которым были убиты все, кого я любил. За это я с радостью отправил бы его на пытку.
— Смерть Гитты причинила бы ему больше страданий, чем ножи и электроды.
— В самом деле? Он действительно так любил ее?
— Не знаю, — мне пришлось покопаться в памяти, прежде чем я смог ответить. — Этот человек был способен на многое. Я знаю лишь одно: Таннер любил ее не меньше, чем Кагуэлла.
— Итак, Гитту убили. И что почувствовал Кагуэлла?
— Ненависть.
Я снова видел камеру с белыми стенами — призрак, который постоянно маячил где-то на периферии сознания, словно кошмар, еще не рассеялся при пробуждении.
— Он возненавидел Таннера.
— Если не ошибаюсь, Таннер остался в живых?
— Только отчасти. Причем эта не та часть, которую мы считаем человеческой.
С минуту Рейвич молчал. Наш разговор явно производил на него угнетающее впечатление.
— Гитта… — проговорил он наконец. — Она единственная была ни в чем не виновата. Верно? Она единственная не заслужила того, что с ней случилось.
С этим было невозможно поспорить.
В Убежище было почти пусто и темно, как в городе, в котором устроили затемнение. Но в отличие от полумрака, царящего в Городе Бездны, этот сумрак был создан специально — к этому приложили руку группы, претендующие на статус постоянных арендаторов. У обитателей анклавов весьма своеобразные представления о том, какой должна быть среда обитания. Внутренняя часть убежища была негерметизирована, хотя здесь, возможно, сохранялись следы газов. Каждый квадратный дюйм стен занимали герметичные постройки без окон, соединенные трубопроводами, похожими на клубок внутренностей. Единственным источником освещения были тускло мерцающие трубы. Если бы не моя способность видеть в темноте, я вряд ли смог бы хоть что-то разобрать.
Однако энергия была повсюду — едва сдерживаемая, ее присутствие ощущалось на каком-то подкорковом уровне, отдаваясь вибрацией в каждой кости. Балкон, на который мы вышли, был накрыт воздухонепроницаемым стеклянным колпаком, но я не мог избавиться от чувства, что стою в огромном темном турбинном зале, где в полную мощность работают все генераторы.
Рейвич уполномочил службу безопасности Убежища впустить меня внутрь с одним условием: и меня, и моих спутников немедленно проведут к нему. У меня зародились некоторые подозрения — слишком многое вышло из-под контроля, — но выбора у нас не было. Итак, охота заканчивалась на территории Рейвича. Который, благодаря своей ловкости, уже не был добычей.
Кому теперь досталась эта роль? Таннеру?
Или мне?
Убежище было относительно невелико, так что прогулка не успела нас утомить. Псевдогравитация создавалась ленивым вращением обители. Нас провели в один из соединительных туннелей — трехметровую трубу из цельного дымчатого стекла. Диафрагмы, расположенные друг за другом по всей ее длине, расширялись, пропуская нас, и закрывались у нас за спиной, позволяя нам идти вперед… и внятно чувствовать себя то ли стадом, которое куда-то гонят, то ли комком пищи в пищеводе. Труба проходила вдоль главной оси веретена. По мере того, как мы приближались к его оконечности, сила тяжести возрастала, хотя так и не достигла привычного g. Неосвещенные постройки Убежища нависали над трубой, словно мы двигались по каньону глубокой ночью, и мысль о том, что в них кто-то обитал, казалась абсурдной. Но дело было в другом. Люди, которые приходили в Убежище, требовали одного — полной анонимности. Они скрывались даже друг от друга.
— С Рейвича уже сняли генетическую карту? — удивительно, почему столь очевидный вопрос не пришел мне в голову раньше? — Ведь он здесь именно для этого?
— Пока еще нет, — ответил Квирренбах. — Для оптимизации генетической картографии нужно пройти все виды физиологических тестов. Химия клеточной мембраны, нейротрансмиссионные характеристики, глиальные клеточные структуры, объем крови в мозгу… и так далее. Как вы понимаете, процесс не быстрый.
— Рейвич действительно решился на полное деструктивное сканирование?
— Почти, хотя и не совсем. Говорят, это оптимальный способ получить максимальное разрешение.
— Зато потом ему не придется беспокоиться о занозах вроде Таннера.
— Если только Таннер не последует его примеру.
Я рассмеялся и только потом понял, что Квирренбах не шутит.
— Как думаете, где сейчас Таннер? — спросила Зебра. Она приблизилась ко мне слева, щелкая каблуками по полу. Ее удлиненное отражение на стене напоминало пляшущие ножницы.
