Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– Что ж, я тоже не принадлежу Суорду.

– Я ничего не знаю о мужчинах, – заявила Дуун, все еще прожигая его взглядом. – Или о любых других женщинах. У меня, кроме Сасни, никого в жизни не было, никого! А она думает, будто владеет мной.

– Они с Суордом очень похожи, – осторожно заметил Хадри.

Они замолчали. Из глаз Дуун совсем по-детски лились слезы, но она даже не собиралась их вытирать. Выпрямив спину, она сидела, отгородившись от Хадри достоинством женщин Меруо, и даже ухитрилась сложить свой мешочек для продуктов.

– Я тоже мало что знаю о женщинах, – признался Хадри, сохраняя собственное достоинство. – Или мужчинах. Я знаю, что люблю Суорда. Но я… мне нужна свобода.

– Свобода! – воскликнула Дуун, и ему сперва показалось, будто она передразнивает его. Как оказалось, совсем наоборот – она разразилась потоком слез и, громко всхлипывая, уронила голову на колени. – Мне тоже! Мне тоже нужна свобода!

Хадри робко протянул руку и погладил ее плечо.

– Я не хотел заставлять тебя плакать, – пробормотал он. – Не плачь, Дуун. Послушай. Если мы… если мы испытываем одно и то же и думаем одинаково, то мы сможем что-нибудь придумать. Нам ведь совсем не обязательно жениться. Мы можем остаться друзьями.

Дуун кивнула, хотя еще некоторое время всхлипывала. Наконец она подняла распухшее от слез лицо и взглянула на него блестящими влажными глазами.

– Мне хотелось бы иметь друга, – призналась она. – У меня никогда его не было.

– А у меня здесь только один друг, – сказал он, подумав, насколько она оказалась права, посоветовав поговорить с Дуун. – Аннад.

– Кто? – изумилась Дуун.

– Аннад. Утренняя женщина из Первого седорету.

– Что ты имеешь в виду? – Она не насмехалась над ним, а лишь очень удивилась. – Это же Техео.

– Тогда кто такая Аннад?

– Она была Утренней женщиной из Первого седорету четыреста лет назад, – ответила Дуун, не сводя с Хадри ясных озадаченных глаз.

– Расскажи о ней.

– Она утонула – здесь же, у подножия Скалы. Всё ее седорету вместе с детьми спустилось вниз, на пески. Как раз в те времена приливы перестали доставать до Меруо. И вот они все вышли на песок, планируя, где копать канал, а она осталась наверху, в доме. Она заметила на западе шторм и поняла, что ветер может нагнать один из больших приливов. Тогда она побежала вниз, предупредить их. А прилив действительно пришел, дошел до Скалы и двинулся дальше, как это было прежде. Но все успели его обогнать и спастись… кроме Аннад. Она утонула…

Позднее ему о многом пришлось размышлять – и об Аннад, и о Дуун, – но тогда он не удивился, почему Дуун ответила на его вопрос, но сама ни о чем его не спросила.

И лишь гораздо позднее, уже полгода спустя, он спросил:

– Помнишь, когда я сказал, что встретил Аннад… в тот первый раз, когда мы заговорили?

– Помню, – ответила она.

Они находились в комнате Хадри – прекрасной комнате с высоким потолком и выходящими на восток окнами, традиционно занимаемой кем-либо из членов Восьмого седорету. Лучи утреннего летнего солнца согревали их постель, а в окна задувал легкий ветерок с материка, напоенный запахами земли.

– Разве тебе не показалось это странным? – спросил он. Его голова лежала на ее плече. Когда она заговорила, он ощутил на волосах ее теплое дыхание.

– Тогда все было таким странным… даже не знаю. К тому же если бы ты услышал прилив…

– Прилив?

– Зимними ночами. Если в доме подняться высоко, на чердак, то можно услышать, как надвигается прилив, как он разбивается о Скалу и катится дальше, к холмам. Это бывает, когда прилив действительно высокий. Но до моря несколько миль…

Суорд постучал, подождал их приглашения и вошел, уже одетый.

– Вы все еще в постели? Так мы едем в город или нет? – спросил он, величественный и великолепный в белой летней куртке. – Сасни уже ждет нас во дворе.

– Да-да, мы уже встаем, – ответили они, тайком обнимаясь под одеялом.

– Поторопитесь! – велел он и вышел.

Хадри сел, но Дуун потянула его обратно.

– И ты видел ее? Говорил с ней?

– Дважды. И никогда больше не приходил туда потом, когда ты сказала, кто она такая. Я боялся… Не ее. А того, что ее там не окажется.

– И что она сделала? – негромко спросила Дуун.

– Она не дала нам утонуть, – ответил Хадри.

Население Ки’О делится на две равные половины, или мойети, именуемые (в силу древней религиозной традиции) Утренними и Вечерними. Каждый член этого социума принадлежит к касте своей матери и не может иметь интимной связи ни с кем из своей касты.

Браки на О, называемые седорету, соединяют четырех человек – мужчину и женщину из Утренней мойети и мужчину и женщину из Вечерней. Каждый участник седорету вступает в интимные отношения с обоими своими супругами из другой мойети, но не занимается этим со своим супругом из той же касты, что и он сам. Таким образом, каждый седорету предполагает два варианта гетеросексуальных отношений, два варианта гомосексуальных, и два гетеросексуальных варианта исключены как запретные.

Дозволенные связи внутри каждого седорету таковы:

Утренняя женщина и Вечерний мужчина (Утренний брак);

Вечерняя женщина и Утренний мужчина (Вечерний брак);

Утренняя женщина и Вечерняя женщина (Дневной брак);

Утренний мужчина и Вечерний мужчина (Ночной брак).

Запрещена интимная связь между Утренней женщиной и Утренним мужчиной, а также между Вечерней женщиной и Вечерним мужчиной – такое именуется не иначе как святотатством.

Звучит как будто несколько мудрено, но разве брак вообще это такая уж простая затея?

В каменистых предгорьях Декского хребта фермерские хозяйства встречаются крайне редко. Их владельцы добывают себе небогатое пропитание из этой суровой земли, разбивая огороды в теплицах на южных склонах, вычесывая руно из йам, чтобы затем спрясть из него превосходную шерсть, и сбывая шкуры животных на ковровые фабрики. Горные йамы, именуемые здесь арью, – неприхотливые животные небольшого размера, живут сами по себе, без крыши и без оград, поскольку никогда не переходят невидимые существующие извечно границы территории своего стада. Каждое фермерское владение и есть ареал обитания отдельного стада. И эти животные, по существу, являются настоящими владельцами фермы. Спокойные и ненавязчивые, они позволяют людям вычесывать свою густую шерсть, помогать им при трудном отеле и сдирать с себя шкуру после того, как отдадут богу душу. Фермеры зависят от арью, но арью никак не зависят от фермеров. Вопрос собственности тут спорен. На ферме Данро не говорят: «У нас есть стадо в девять сотен голов арью» – говорят: «Стадо насчитывает девятьсот голов».