Он едва успел привыкнуть к жаре, как подверглось нападению его обоняние. Бесчисленное множество запахов, незнакомых и довольно приятных, требовало его внимания. Он на пару минут закрыл глаза, чтобы справиться с этим разнообразием.
Не успел он поднять веки, как что-то большое и влажное коснулось его шеи.
— Поздоровайтесь с Элизабет, — сказал его гид, молодой дюжий мужчина в традиционном наряде Великого Белого Охотника — слишком продуманном, чтоб сойти за настоящий. — Она всегда приветствует гостей.
Пул развернулся в кресле и увидел печальные глаза слоненка.
— Привет, Элизабет, — произнес он почему-то слабым голосом.
Элизабет приветственно подняла хобот и издала звук, считающийся в обществе неприличным. Пул не сомневался, что она сделала это из самых лучших побуждений.
Он пробыл на Земле около часа: проехал по опушке джунглей, низкорослые деревья которых невыгодно отличались от растительности Небесного царства, посмотрел на представителей местной фауны. Гид извинился за дружелюбие слишком избалованных туристами львов. Их добродушие компенсировал свирепый вид крокодилов — здесь природа осталась дикой и не претерпела изменений.
Прежде чем вернуться в башню, Пул рискнул отойти на несколько шагов от своего кресла. Он понимал, что позвоночнику придется вынести непривычный вес, но эта задача не казалась ему непосильной. Кроме того, Пул никогда не простил бы себе, если бы не совершил попытки.
Мысль, видимо, была не самой удачной, или подобную попытку следовало предпринять в условиях более прохладного климата. Сделав не более дюжины шагов, он с облегчением вернулся в объятия комфортабельного кресла.
— Достаточно, — произнес он слабым голосом. — Хочу вернуться в башню.
Въезжая в вестибюль лифта, он увидел плакат — раньше он его не заметил из-за волнения, вызванного возвращением на Землю:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АФРИКУ!
Дикая природа сохранит мир.
Генри Дэвид Торо (1811–1862)
Заметив интерес Пула, гид спросил:
— Вы его знали?
Подобные вопросы Пул слышал часто, но в данный момент ему не хотелось ничего объяснять.
— Кажется, нет, — устало ответил он, когда огромные двери закрылись за ними, оставив позади виды, запахи и звуки самого первого дома человечества.
Это вертикальное сафари удовлетворило его потребность в посещении Земли. Вернувшись в свои апартаменты на десятитысячном уровне — весьма престижное расположение, даже в столь демократическом обществе, — он старался не обращать внимания на болезненные последствия вылазки. Индра, однако, была шокирована его видом и приказала немедленно лечь в постель.
— Как Антей, только наоборот! — мрачно пробормотала она.
— Кто? — спросил Пул. Его иногда раздражала эрудиция жены, но он твердо решил, что не позволит себе испытывать из-за этого комплекс неполноценности.
— Сын матери-земли Гей. Геракл боролся с ним, но Антей каждый раз восстанавливал силы, прикоснувшись к земле.
— Кто победил?
— Геракл, конечно. Он поднял Антея в воздух, чтобы мамаша не могла подзарядить его аккумуляторы.
— Ну, я уверен, мне не понадобится много времени, чтобы подзарядить мои. Я точно понял одно — если не начать тренироваться, скоро придется перебраться на уровень лунной гравитации.
Благие намерения Пула продержались целый месяц. Еже-утренне он совершал быстрым шагом пятикилометровые прогулки, каждый день выбирая новый уровень Африканской башни. Некоторые этажи представляли собой огромные пустыни из металла, которые, возможно, никогда не будут заселены. Остальные за многие века были освоены и застроены в поражающем разнообразии архитектурных стилей. Одни стили казались явными заимствованиями из прошлых веков и культур, другие намекали на будущее, в котором Пул не хотел бы жить. Но во время прогулок он не скучал. Подчас его сопровождали на почтительном расстоянии маленькие группки детей. Впрочем, они редко поспевали за ним.
Шагая однажды по весьма убедительной, но пустынной копии Елисейских Полей, он заметил знакомое лицо.
— Дэниел! — крикнул он.
Человек не обратил на него ни малейшего внимания, и Пул окликнул его еще раз, гораздо громче.
— Ты меня помнишь?
Дэниел (это был именно он, в чем Пул убедился, подойдя поближе) выглядел весьма озадаченным.
— Прошу прощения, — сказал он. — Вы, конечно, коммандер Пул. Но я уверен, что мы не встречались раньше.
Теперь для Пула настала очередь смутиться.
— Как глупо с моей стороны, — пробормотал он. — Вероятно, обознался. Всего доброго.
Он обрадовался встрече, а еще тому, что Дэниел вернулся в общество. Каким бы ни было совершенное им преступление — убийство топором или несвоевременное возвращение книги в библиотеку, — оно не касалось его бывшего работодателя. Счета оплачены, вопрос закрыт. Пул порой скучал по фильмам про полицейских и грабителей, которыми так наслаждался в юности, но он уже согласился с истиной: интерес к патологическому сам по себе был патологией.
При помощи «Мисс Прингл» модели МкШ Пул запланировал свою жизнь таким образом, чтобы в ней оставались незанятые периоды, когда он мог расслабиться и настроить свой нейроколпак на случайный поиск в наиболее интересующих его областях. Кроме собственных родственников, его интересовали спутники Юпитера-Люцифера — не в последнюю очередь потому, что он стал ведущим специалистом поданному вопросу и постоянным членом Комитета Европы.
Комитет был основан более тысячи лет назад, чтобы решить, следует ли что-то сделать с таинственным спутником или оставить его в покое. За несколько веков Комитет Европы собрал огромное количество информации, начиная с данных, полученных во время полета «Вояджера» в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году и детальной съемки, произведенной на орбите «Галилеем» в одна тысяча девятьсот девяносто шестом году.
Подобно всем организациям, существующим слишком долго, Комитет Европы постепенно устаревал. Теперь он собирался лишь в случае каких-либо чрезвычайных событий. Он очнулся в связи с появлением ЭАЛ-человека и выбрал нового энергичного председателя, который первым своим указом привлек к деятельности Комитета Пула.
Пул охотно принял предложение, хотя почти ничего не мог добавить к уже известному и зафиксированному. Он чувствовал, что обязан сделать все, что в его силах, а кроме того, наконец получил официальную должность. До сего момента статус Пула можно было назвать забытым термином «национальное достояние», и это несколько смущало его. Общество — куда более богатое, чем можно было вообразить в прежнее раздираемое войнами время, — могло спокойно содержать его в роскоши, но Пул хотел хоть чем-то оправдать собственное существование.
