— Я не на побегушках у командора, — внес необходимую ясность кот.
— Ну-ну, уважаемый, не обижайтесь, — тут же замахал руками Рик. — Я прошу прощения за свое невежество.
— Не надо стелиться перед ним, — я сел рядом с титрином. — Ты намерен публиковать ту запись?
— Пока не планировал, хотел выпустить ее вместе с полным отчетом о твоей жизни, — кот слегка наклонил голову. — Формально, если ты попросишь ее у меня, я отдам, но это мой эксклюзив! — его глаза хищно блеснули.
— И ты не подвергнешь себя опасности, выводя эту информацию на публичное обозрение?
— Я — журналист.
Он гордился этим. Эксклюзив, то, чего ни у кого нет, были его целью, и предметами его гордости.
— Тогда у нас будет время подумать, что делать, — ухмыльнулся Рик. — Доров, ты понимаешь, насколько ты везучий человек?
— Рик, а ты тоже не можешь жить спокойно и ни во что не лезть?! — не сдержался я. Мне казалось, мы поменялись местами.
— Неа, — довольно помотал головой канадец. — И не смей пятится, Антон! Ты сам заразил меня этой дрянью, вот и смотри, как оно выглядит на самом деле.
— Кто «оно»? — уточнил я.
— Неудовлетворенное чувство высшей справедливости, Доров! Синдром Бога, если тебе угодно.
— Если на каждом этапе Сафари ты, Антон, будешь открывать по галактическому секрету, я поверю, что у тебя божественное происхождение, — мурлыкнул кот. — Нельзя ли мне кофе?
Глава 10. Смерть меняет людей
Пиликнула система связи, безжалостно вырвав меня из сна.
— Да?
Я постучал по передатчику, но тут звук повторился. Кто-то пришел в гости?
Сев на кровати, я сдвинул в сторону дрыхнущую мэйскую кошку, которая широко зевнула, показав мне белые десятисантиметровые клыки; оправил комбинезон, в котором спал, и отдал команду двери:
— Шторм. Дверь. Открыть.
На пороге стояла Ната. Она как-то испуганно глянула на меня и прежде, чем я успел что-то сказать, вошла.
Дверь за ней с тихим шорохом встала в паз.
У меня в горле встал ком, я даже промычать сейчас что-либо был не в состоянии. Горло сдавило. Мы с экс женой были наедине и, казалось, лучше смерть, лучше третий уровень подпространства, чем эти муки. Но ясно было как божий день, что разговор придется начинать мне. Пауза затягивалась и я, наконец, выдавил:
— Что вы хотели, уважаемая?
— Антон! — вскрикнула она. — Да неужели наша любовь ничего не значила для тебя?
— Значила, и от того мне в тысячу раз больнее, — прохрипел я. — Не надо только устраивать мне здесь сцен. Соблюдайте субординацию! Не забывайте, мы в космосе, и впереди у нас очень сложные к выполнению задачи. Сосредоточьтесь на наших целях, а не глупых чувствах…
Приглушенно заворчала пантера, но тут же огребла от меня между ушей звонкий шлепок.
— Ах, глупых?! — едва сдерживая ярость, закричала Ната. — Глупость жертвовать собой ради любимого, да, Доров?! Я, наконец, поняла, что ты за человек на самом деле! Все твои слова о чести и справедливости, все это ложь! И любовь твоя была ложью! Ты — лживый ублюдок!
Она резко развернулась и вылетела из моей каюты.
О! Женщины. Последние слова всегда должны быть за ними, потому они стремятся сбежать первыми. Уж я бы ей сказал, если бы она не ушла! Да я был просто в бешенстве! Маленькая стерва, считающая, что ей все дозволено! Если бы я не боялся вынести наши личные отношения на поверхность, я бы посадил ее на губу! Да, вздорной девчонке там самое место.
Вскочив, я растер лицо влажным полотенцем и метнулся в медицинский отсек. Меня всего трясло, словно я только что вышел из схватки, и адреналиновая буря еще не улеглась в моей крови. Одного взгляда на мою физиономию Змею хватило, чтобы достать не что иное, как стаканы и бутыль со спиртом. Было ясно, что бежать в кают компанию за чем-то более привычным бессмысленно. Потому дядя плеснул в стакан прозрачной, сунул его в холодильную камеру, мигом выстудив жидкость до приятной густоты, и протянул мне.
— Унесет сразу, — предупредил он, но я уже влил в себя свое спасение.
Спустя четверть часа мы сидели с ним друг напротив друга и негромко разговаривали.
— Настоящую любовь, Антон, такие мелочи не могут разрушить. Одного удара никогда не бывает достаточно, поверь мне, уж я то пожил.
— Ладно тебе прикидываться, Стас, — я курил сигарету и разглядывал бутыль со спиртом. Мне стало легче, дрожь отпустила, но в душе царил полнейший хаос.
— Антон, ты бы простил себя уже, а?
Дядя внимательно смотрел на меня.
— Что?! — я поглядел на него расширенными от удивления глазами.
— Вот только не делай из себя блондинку, Доров, — хохотнул Змей. — Я же знаю тебя как никто другой. Дело ведь не в ней! Ты винишь во всем случившемся себя. Согласись, ты не можешь простить собственную глупость, заставившую тебя сделать очередную ставку на торгах. Теперь не можешь смотреть Натали в глаза, но не потому, что она предала тебя, а потому что уверен: она видит в тебе предмет всех ее бед. Антон, ты боишься, что она произнесет эти слова: «из-за тебя мы потеряли ребенка».
— Она их фактически уже сказала, — стараясь быть безразличным, отозвался я.
— Ну, видимо, потому ты и здесь. Ты всегда отличался излишней эмоциональностью, Антон.
— То есть, я истеричка?
— Ну да.
Я бессильно рассмеялся. Ну не обижаться же на него, в самом деле!
— Капитан?
Я обернулся. Из карантинного отсека вышел Тверской в дурацкой медицинской рубашке до колена.
— Ярослав, вам лежать надо, вы себя в зеркало видели? — уточнил Змей елейным голосом.
— Видел я себя, ничего нового не увидел. Док, хватит надо мной издеваться, не убьет меня эта зараза…
— Убьет, еще как убьет, — пообещал Стас.
Я внимательно вглядывался в лицо Тверского, визуально подмечая признаки его болезни: легкая сетка словно черных сосудов на щеках и шее. Когда мы были на Мэй, Яр как-то сказал мне: хреново выглядит твоя рана, от нее чернота расползается. В результате я здоров, а у него такие же проявления… правда он после этого колол мне биостимулятор…
— Змей, он поправится? — уточнил я.
— Ну да, наши медикаменты позволят убить эту заразу за неделю, а что?
— Просто меня от того же самого биостимулятор, выданный для поездки на Мэй, вылечил видимо гораздо быстрее, — я пожал плечами.
— Вообще-то я пришел не обсуждать здоровье, — Яр присел рядом со мной и покосился на спирт.
— И не думайте, — предупредил Змей.
— У нас свобода мысли и свобода слова, уважаемый, — Яр помял в руках какую-то распечатку. — Но я не об этом. Капитан, ты читал указания?