18. Преступление
— А я тебе говорю, что никаких запоров там нет! — вышел из себя Банг. — Обычная биоволновая задвижка.
— Какая разница, — продолжал твердить Тикет. — Мы же все равно не знаем кода!
— Если струсил, так и скажи. И проваливай, слышишь? Без тебя обойдусь!
— Я не трушу, а хочу как лучше.
— Тогда молчи. Я знаю что делаю. Никакого кода нет. Просто надо задумать.
— Как это задумать?
— Ну, мысленно скомандовать: «двери, откройтесь!» — И они действительно откроются?
— Должны открыться.
Банг прибавил шаг, и Тикет, который был младше года на два, едва поспевал за ним.
— А ты почем знаешь?
— Вот зануда, — выругался Банг. — Ведь говорил же: запирать не от кого, преступников не осталось. Кроме нас, — добавил он с гордостью. — Но о том, что мы преступники, никто не знает. Понял?
— А ты уверен, что это будет настоящее преступление? — робко спросил Тикет.
— Еще бы! В старину нас назвали бы злодеями. «От кошмарного злодейства леденела кровь…» — Я не понял, что леденело?
— Кровь! Что еще может леденеть! Это я вычитал в де… в детективном романе, — Банг с торжеством посмотрел на окончательно оробевшего Тикета. — Очень древняя книга, понял? У моей бабушки была своя бабушка, а у той еще одна. Так вот, самая старая бабушка очень любила читать детективные романы.
Жаль, сохранился единственный. Мама говорит, что он… сейчас вспомню… ага, семейная реликвия, вот как! Я его наизусть выучил.
— Расскажи, — взмолился Тикет.
Банг пригладил взлохмаченную шевелюру, вздернул усыпанный веснушками нос и с важностью проговорил:
— Потом. Когда сделаем дело.
Тикет обиженно замолчал, но долго не выдержал и, шмыгнув носом, спросил:
— А правда, что в старину было интереснее?
— Да уж! Сражались, совершали подвиги. Вот в следующий раз давай совершим подвиг!
— Какой?
— Ну… например, угоним звездолет.
— Зачем?
— Какая разница, зачем? Просто подвиг, понимаешь?
— Понимаю… — неуверенно сказал Тикет. — Послушай, ты музыку любишь?
— А ты?
— Компьютерную нет. А вот ту, что передавали по глобовизору…
— Это и есть старинная музыка, — разъяснил Банг. — Она настоящая. Так моя мама говорит.
— Ну и как тебе?
— Здорово!
— Вот увидишь, я научусь тоже, как Джонамо…
— Может, и научишься, — великодушно согласился Банг. — Но раньше сделаем дело. … Председатель был непривычно рано разбужен сигналом информ-компьютера.
— Что случилось? — спросил он, еще не поборов сна.
— Чрезвычайное происшествие. Выведен из строя компьютериал в Сеговии-Бест.
— Причина аварии?
— Диверсия.
— Что-о?
— Разрушены корпуса блоков, поломаны платы, оборваны кабели. И повсюду надписи: «Долой компьютеры, да здравствует Джонамо!» — Информация принята, — подавленно произнес Председатель.
В первый момент его охватила растерянность, мелькнула малодушная мысль: «Не ошибся ли я, поверив Строму? Неужели мои прежние опасения оправдываются?
Началось с мелкой диверсии, бессмысленного вандализма. А что потом: погромы, взрывы, убийства? Пойдет прахом то, чего с таким трудом удалось достичь человечеству. Оно окажется отброшенным в прошлое. И вместо обещанного Стромом духовного расцвета, новой волны сбалансированного по всем компонентам прогресса наступят упадок и хаос…» В этих своих скоротечных размышлениях Председатель старательно обходил Джонамо, как будто ее не существовало, хотя она уже стала для него самым дорогим человеком. Но вот воспоминание о ней пробило мысленную блокаду, словно солнечный луч вспыхнул в промозглом мраке, принеся с собой успокоение и решимость.
«Действовать! Немедленно действовать!» Но с чего начать? Уже много лет существовавший на Мире порядок не нуждался в защите: на него никто не посягал. И органы защиты порядка, столь могущественные в прошлом, постепенно превратились в атавизм, атрофировались, сошли на нет. Общество переросло их и отвергло за ненадобностью.
Преступление сродни душевному заболеванию. Благодаря успехам молекулярной генетики с психическими болезнями покончено раз и навсегда. Сумасшедших не стало. Откуда же было взяться преступникам?!
В основе преступления ненависть или жажда наживы. Но что может быть менее рационально? Ненавидя другого, губишь себя. Да я кого ненавидеть, за что?
Тех, кто богаче? Но таких нет. Любая вещь доступна, понятия «обогащение»,
«власть», «карьера» утратили смысл…
Так рассуждал Председатель. Но в логической цепи его рассуждений было слабое звено: преступление все же произошло, и оттого, что его, казалось бы, некому совершить, суть случившегося не могла измениться.
Председатель Всемирного Форума тронул сенсор информ-компьютера.
— Конституционные меры?
Бесстрастный голос тотчас ответил в том же лаконичном стиле:
— Приняты.
— Конкретно?
— Информация по глобовидению. Ответы на запросы. Прием советов.
— Технические меры?
— Эксперт-консилиум. Поиск аналогии. Анализ причинно-следственных связей.
Расчет вариантов. Выработка стратегии.
— Предварительные выводы?
— Случившееся носит аномальный характер.
— Это я и сам знаю! — раздраженно крикнул Председатель и отключил информ-компьютер.
Раздался негромкий мелодичный сигнал вызова — сработал личный информ Председателя. Его шифр был известен лишь нескольким близким людям.
Информ сфокусировал в пространстве объемное изображение Джонамо.
— Здравствуйте, Ктор! — голос пианистки звучал встревожено. — Я не помешала?
— Нет, что вы, — натянуто улыбнулся Председатель. — Рад вам. Мне как раз нужно с вами посоветоваться.
— Только что узнала об этом… об этой глупой проделке.
— Проделке? «Долой компьютеры и да здравствует Джонамо»? Ваша популярность приобрела странные формы. Помните наш первый разговор?
— Второй. Впервые мы разговаривали в Оультонском заповеднике.
— Да, конечно…
— А тогда, после концерта… Вы назвали меня возмутителем спокойствия. И, кажется, оказались правы. Никогда бы не поверила, что мое искусство может вселить в души людей не доброту, а жажду разрушения. Если так, то незачем жить!
Голос Джонамо был бесстрастен. Но за этим внешним бесстрастием угадывалась с трудом сдерживаемая нестерпимая боль.
«Уж лучше бы она расплакалась», — подумал Председатель. Но он знал, что Джонамо не расслабится, не зарыдает, а так и останется в сверхчеловеческом напряжении, пока… Каким окажется это «пока», Председатель не представлял.
