— Подожди здесь, — сказал он, — сейчас я кого-нибудь позову.
— А… нельзя немножко воды?
Он посмотрел на меня, удивился и сказал:
— Да, конечно.
Мне стало стыдно.
— Может, у вас ее тоже мало. Тогда…
— Нет, — сказал он, — нет, что ты! Подожди минутку.
Он нырнул в какую-то темную каморку — раньше я и не знала, что она здесь есть, но у них всегда так, — и вернулся, держа в руках большую кружку.
— Хватит?
— Да, — сказала я. — Это очень много.
— Ты посиди тут, — предложил он, — отдохни пока. Я сейчас.
И направился к выходу.
Я пила воду медленно, потому что иначе она начнет резать все внутри. Вокруг было тихо, только слышно было, как за стеной тихонько гудит неведомое что-то. От экрана вокруг разливалось белое молочное сиянье.
Я не видела, как вошел Улисс, но почувствовала, что комната больше не пустая.
— Выпь! — удивился он. — Что ты тут делаешь?
У меня не было времени на всякие дурацкие объяснения, поэтому я просто сказала:
— Ваш Небесный Глаз еще видит что-нибудь?
— Да. А что?
— Я хочу, чтобы вы кое на что посмотрели.
— Хорошо. Но почему посреди ночи?
— Потом будет уже поздно. Для нее и для меня.
— Ну ладно, — он пожал плечами, — мы можем посмотреть отсюда, если хочешь. Правда, этот экран не панорамный.
Я сказала:
— Мне нужно совсем немножко.
— Куда ты хочешь, чтобы я посмотрел?
— На площадку у Закатной скалы. Вы там были.
Он сказал, — хорошо, — и начал что-то нажимать на пульте.
Тут я забеспокоилась.
— Он видит в темноте?
— Да, — ответил он, — не волнуйся. Немножечко не так, как днем, но видит.
— Очень хорошо. Тогда пусть посмотрит. Он начал подводить Глаз к Закатной скале — я видела, как на экране рывками мелькает пустая степь, потом скалы; все было какого-то непривычного красноватого оттенка, но в общем, можно было разобрать где что.
Наконец, он остановил Глаз у Закатной скалы и сначала, вроде, даже не понял, что он видит, потом, когда понял, сказал:
— О, Господи!
Я сказала:
— Посмотрите хорошенько.
Он вытаращился, но уже на меня.
— Но что вы это делаете? Зачем?
— Затем, что у нас нет дождя, — пояснила я.
— Но какое отношение… Это что, какой-то обряд?
Я сказала:
— Улисс, если нет дождя, нужно его как-то позвать. Это правильно, так всегда делалось, и я понимаю, что это правильно, но сейчас почему-то мне кажется, что тут что-то не так. На меня вы, наверное, и впрямь навели какую-то порчу — ведь, если, как вы говорили, они просто не способны нас услышать, ни дождь, ни ветер, то, выходит, все зря?
Он посмотрел на меня и вздохнул.
— Если она вот так не напрасно, тогда одно дело, — продолжала я, — а если все это совершенно напрасно, тогда зачем?
— У вас настолько плохо с водой?
— А вы что, не знали, что у нас делается?
Он покачал головой.
— Нет. Нам было не до того. Мы знали, что здесь засуха, но на юге бушуют страшные пожары, и мы…
— А что, кочевых засуха не тронула? Они, я знаю, находят воду каким-то своим чутьем, но…
— Нет, мы даем им воду. Но мы не думали, что это настолько… Послушай, если мы отправим вашим несколько бочек, они возьмут?
Я подумала и сказала:
— Нет.
— Тогда что ты от нас хочешь?
— Не знаю. Вы же все умеете. Хотите, чтобы всем было хорошо. Может, вы и дождь насылать умеете?
Он сказал:
— Ну, знаешь…
— Они не возьмут вашу воду. Они возьмут воду только с неба.
Он сказал:
— Ладно, подожди здесь.
Я осталась одна, но сидеть в пустой комнате мне не хотелось — она стала какая-то чужая, и я вышла на порог. Небо на востоке уже стало прозрачным — еще немного, и займется рассвет; ветер подул вновь, он был сухой и горячий и нес с собой пыль и пепел. Над землей висели низкие тяжелые облака, подсвеченные далеким пожаром, но дождя все не было…
Наконец Улисс вернулся. Вид у него был какой-то сердитый, словно он долго с кем-то спорил. Он посмотрел на меня и сказал:
— По-твоему имеет смысл замещать старые суеверия новыми?
Я пожала плечами. Понимала, он говорил не со мной, потому мне вовсе незачем отвечать.
— Мы не настолько всемогущи. Я вновь ничего не ответила, он помолчал, потом сказал:
— Почему бы тебе не остаться здесь?
— Я не могу.
— Ты не будешь знать нужды ни в чем. Сможешь учиться дальше. Разве это плохо?
— Может, и неплохо. Но тогда мне уже нельзя будет вернуться назад. А это неправильно.
Я встала, отряхнула испачканные землей колени — пока я добиралась сюда, я несколько раз упала.
— Ладно, если вы не можете наслать дождь, мне надо идти. А то они меня хватятся…
Он сказал:
— Погоди! Я отвезу тебя.
— Вашим нельзя больше появляться у нас. Вы что, не поняли? И если увидят, что я приехала вместе с вами…
— Да нет, я знаю, — устало сказал он, — я просто подвезу тебя поближе. Никто и не заметит.
— Тогда ладно.
Он вывел этот свой мобиль, и я молча забралась в него. Небо горело странным холодным пламенем — я вдруг увидела, как огненная дуга перекинулась с одной тучи на другую и, мерцая, зависла над степью; потом она погасла, потом вспыхнула еще одна. Все небо было белым от вспышек, гром катился издали, точно горный обвал, потом ударил совсем рядом, над головой, молнии били в землю так, что смотреть было больно, и по прозрачной крыше мо-биля начали катиться тяжелые капли…
Дождь рухнул с такой силой, что степь потерялась в нем, мобиль зажег свои огни и я увидела перед собой сплошную мутную стену — она казалась непроходимой, но летающая лодка резала ее, как нож режет масло.
Я сказала:
— Ну и ну!
Улисс покосился на меня и ответил:
— Не думай, что это мы устроили.
Я сказала:
— А как же! Конечно, нет.
Может, он хотел еще что-то сказать, но я попросила его высадить меня у Закатной скалы — Дрофу надо было вытащить из ямы, прежде, чем она захлебнется в потоках стекающей со склонов воды. Дождь бил меня по лицу, словно хотел отомстить за то, что его заставили пойти насильно, но это меня мало беспокоило — пусть себе. Уже на площадке я обернулась — летающая лодка, мигая огоньками, удалялась, становясь все меньше и меньше, точно щепка, уносимая потоком, потом пропала совсем.
* * *
Я подозревала, что этот дождь неправильный — так оно и оказалось. Он начался как гроза, которая гремит, наполняя все пересохшие русла, а затем быстро сходит на нет; но потом перешел в занудную мелкую морось; земля чавкала под ногами, и люди в Домах стали вялыми и раздражительными, как это всегда бывает в затянувшееся ненастье. Дни тянулись серые и одинаковые, их нечем было заполнить, а Скарабей все больше спал — с той засухи он сильно сдал. Я возилась с какими-то безобидными Предметами, кажется, мне даже удалось догадаться, как можно использовать некоторые из них, но для того, чтобы убедиться, нужны были дополнительные Предметы, а их-то и не было. Их почти всегда недостает, если Предмет состоит из нескольких частей.
