Смерть.
Как хорошо — жить. Просто.
Рвать кровавый туман. Рвать… Рвать… Рвать…
Ни о чём не думая, ничего не соображая. Животным инстинктом. Жить.
Ползу, ползу, ползу… боль.
Через силу, через невероятное усилие…
…нет боли.
Усилие прорвалось.
Ломается хребет.
Закрой глаза.
Протянутся невидимые нити.
От пика к пику, через бездны морей, комету пустынь, безумный бег городов, круговращения вихрей в дыму и свете — навеки.
Закрой глаза — и распрострёт крылья чёрная птица ночь, с загнутым клювом, злыми глазами, вынырнувшая из звёздного неба, смешавшая прошедшее — и то, что ещё будет — взвившаяся прочь, оставив смесь, не заботясь о том, что с ней делать.
Закрой глаза — и раскроет свои — ночь — ты станешь одиноким путником на дороге времён, затерянным ребёнком в звёздой бездне, магом, ткущим синеву пространств, зелень времён — дымку, дымку на пути.
Закрой глаза! — оборотись безгласным зверем, что только воем выкричит своё имя, глухим ураганом сольётся с гулом леса, бесстыдным воплем, хрипом — выдавит из себя всеобъемлющую чашу неба — всеохватывающую плоть земли, которые он жаждет.
Закрой глаза! И радуги сольются в хвостатых петухов, и эти — улетят за горизонт и звонким криком разбудят дремавшую землю — небеса — хлынет оттуда золотой дождь — и смоет ветхую плоть — расколется мир — возникнет новый — как из бутона цветка, открывшего свою чашу солнцу…
Закрой глаза. И на губах ты услышишь солёный поцелуй — солёный от слёз, тёплый от крови, что бьётся в чужих губах. И ты разожмёшь эти губы — и выпьешь его весь — не открывая глаз — потому что тень исчезнет, едва ты увидишь свет…
Закрой глаза. Пусть ласки будут горячи, а похмелье — тяжёлым — но ты увидишь танец маленьких духов в луче — зелёных, в прозрачных платьицах существ, которые покажут тебе язычки и посмеются над твоей бедой.
Закрой глаза. И станешь сильным — сильнее солнца, жарче дня, злее ночи — сам рассмеёшься над своими страхами, над чужими слабостями, над дорогой, уходящей вдаль — потому что ты окажешься на ней — и пойдёшь, не задумываясь, навстречу звуку — той высочайшей, ломающей сердце и душу, расплавляющей саму любовь ноте — что, однажды прозвенев, безвкусным сделала хлеб, пресной — любовь, скучной — жизнь, блёклыми — города и землю, что несёт и ломает их — потому что нет в мире ничего, сам мир — ничто перед ней, взглядом, зовом — оттуда, где — не вздохнуть…
Закрой глаза. Хоть секундой жизни коснись, хоть криком, хоть вздохом — хотя бы раз ещё — того, пронзительного мига — бездумная высь, безмолвная бездна, что изгоняет мысль, душу — для безумия — не для покоя…
Закрой глаза. Иди, скитайся по глухим тропкам мира, в безверии воздевая руки, в бесстрастности заставляя любить, жестокий к слабости, презрительный к доброте, источающий яд на нежность, источающий смерть на жизнь — иди! Потому что когда-нибудь! — когда-нибудь! — посреди рыжей пустыни, под безразличным солнцем, в исступлении, в тоске, без сил, без воздуха, без вздоха — в объятиях смерти, рыжей, как эта пустыня — в самый последний миг перед адом — вернётся всё!
И я открою глаза. И раскроется та дверь, ключи к которой я подбирал на жёстких дорогах земли.
Раскроется сама. Потому что никогда и не была закрыта.
Тишина.
Смех.
…погасла последняя звезда.
Настал промежуток тишины.
А потом звёзды стали зажигаться снова.
Как странно ощутить свою голову на своём локте. Локоть болел. Голова тоже. Болели они обычной, пусть достаточно сильной болью. Ничего подобного той выворачивающей душу дряни. Которая из нутра.
Вокруг гудел корабль. Кажется — корабль. Когда сможет поднять голову, проверит.
— Милорд. Милорд!..
Проверил. Точно. Корабль.
— Не, — произнёс он. — Не-кри-чи-те, адмир…ал.
Голова болела сильней.
— Милорд, я вызвал корабельного врача.
— Ладно.
Он всё-таки сумел отлепить голову от локтя. Так. Сидит в кресле. На мостике. Боком. Упал головой в руки. Не страшно. Тут… другой вопрос.
— Воды, — сказал он.
Перед ним тут же возник стакан. В руке Пиетта. Он попытался поднять руку и взять стакан сам. Получилось. Дёргался и плескал. Но всё это мелочи. Он выпил его весь.
— Адмирал.
— Да, милорд?
— Изложите коротко, своими словами, — он медленно, как недавний паралитик, откинулся на спинку, — что произошло.
— Мы вышли из гиперпространства, милорд, — с готовностью ответил адмирал, — и, судя по приборам, попали в зону присутствия инородного тела. Очевидно, обломок или астероиды. Корабль тряхнуло, на несколько секунд вся аппаратура вышла из строя, но, — в голосе адмирала зазвучала гордость, — «Исполнитель» выдержал. Включилась аварийная система, она сработала автоматически. Это важно, поскольку весь экипаж был в обмороке, — Пиетт на секунду скосил взгляд. — Корабль был выведен в другую точку пространства, свободную от инородных тел. Тот самый шанс на миллион, — произнёс он с облегчением, — который предусмотрели наши инженеры.
— Леммелиску, — улыбнулся он одними губами, — премию. В особо крупных размерах… Император?
— Его величество жив, и с ним всё в относительном порядке, но врач приказал отнести его в личные апартаменты…
— Ясно. Связь?
— Уже налажена.
— С Корускантом?
— Да.
Безумное желание: спросить, все ли планеты на месте.
— Хорошо бы узнать, — сказал он, скрываясь за иронией, — не произошло ли за это время и в остальной галактике аномальных явлений.
Пиетт улыбнулся, поддерживая шутку:
— Ну что вы, милорд.
Что ж. Галактика, похоже, пропустила свою смерть. Или забыла о ней.
Он взглянул на руки. Ногти сломаны, под ногтями кровь. Интересно, какая у него морда? Кстати, Пиетт очень спокойно реагирует на его лицо. Без маски.
Много вопросов, мало сил. Что-либо спрашивать. Задавать. Честное лицо Пиетта. Тот близко не подозревает о том, что…
— Приказ об штурме планеты?..
— Флот Трауна, милорд, вышел в расчётное время, сейчас там бой.
— Наш десант?
— Из-за неполадок мы не смогли его отправить. Но гранд-адмирал сообщил, что десант с его флагмана высажен и выполнит свою работу.
— Хорошо, адмирал.
Как просто. Так просто, что хочется забыть, как бред, промежуток слепого безумия, инфернальной боли. Промежуток, в который он действительно жил. В который выцарапал себя из смерти. И галактику вместе с собой. Выцарапал из смерти… погрузил в обычную жизнь.
Он ничего не слышит. Не то что мистерии последних дней. Их бредов и глюков. Не слышит вообще никого. Столь обычная, естественная связь-разговор на уровне мысли. Исчезло привычное чувство. Ослеп и оглох.
