— А что произойдет с моими спутниками?
— Ну, их судьба — дело решенное. Подумайте лучше о себе. Владея секретом времени, мы с вами сможем творить чудеса!
— Не сомневаюсь.
— Напрасно иронизируете. Вы провели полторы сотни лет в тюремном заточении, на свалке, безо всяких надежд на перемену участи. Я предоставляю вам шанс, не сглупите на сей раз!..
Казалось, слова пирата заставили Эйнштейна серьезно задуматься. Лиловые глаза его заволокло туманом, а лицо сморщилось, подсобралось, будто мордочка диковинного зверька. Хеопс, уловив настроение хозяина, притих на руках и сидел, не шелохнувшись.
Капитан ждал, буравя собеседника взглядом.
— Разговор серьезный, — промолвил наконец Сол, подымая голову. — Я должен все взвесить. Дайте мне время на размышление.
— Сутки. Только одни сутки в вашем распоряжении, — сказал пират, подымаясь. — Мы направляемся в 72-ю галактическую систему «бис», и, боюсь, россайи не станут дожидаться вашего вердикта. Надеюсь, — добавил он перед прощанием, — у вас достанет разума, чтобы принять верное решение.
Сол усмехнулся и покинул командный отсек пиратского судна. Конвоир неотступной тенью сопровождал его до самого люка темницы.
— Ну? — нетерпеливо встрепенулся Поль при появлении старика. — Надо соглашаться, — сказал он, когда рассказ о разговоре с капитаном подошел к концу, — в этом ваш единственный путь к спасению.
— А что будет с Мэтом, Линой, Сайрусом… да с вами что будет, Поль?!..
— Ах, Соломон, я давно просил вас, еще когда был вашим учеником: живите умнее. Если б вы меня послушались, то не летели бы мы в этой консервной банке навстречу своей смерти, а нормально прогуливались по времени и не знали б никаких хлопот.
— Странно, — грустно усмехнулся Эйнштейн, — вы — второй человек, который сегодня намекает мне на недостаток ума.
— Да не ума, Соломон, а элементарной практичности! Вы должны воспользоваться предложением капитана, ну, а с нами, — притворно вздохнул Поль, — с нами будь что будет.
Хеопс, который, казалось, внимательно слушал спор между хозяином и его давним знакомым, зевнул и поудобнее устроился на коленях Эйнштейна.
— Вот и правильно, — одобрил тот. — Мудрое животное. Последуем же и мы его примеру. Спать-спать, — замахал руками Сол, видя, что Поль собирается настаивать на продолжении разговора, — утро вечера мудренее, а там, глядишь, и выход найдется. Таки, да…
Поль был вынужден подчиниться. Его точила досада и злость на несговорчивого старика.
Всю ночь он ворочался на неудобном ложе, но так и не смог заснуть.
Ему было жизненно важно заставить Эйнштейна сказать «да», ибо от этого теперь зависела его собственная судьба.
Что до прочих, то их участь сейчас менее всего волновала красавца.
Мэтью очнулся в кромешной темноте. Он лежал на холодном металлическом полу. Приподнявшись, Фишка с трудом расправил затекшие члены и осторожно пощупал огромную шишку на лбу.
Он припомнил, что его вели по извилистому коридору, а затем втолкнули в глухой люк. Споткнувшись, Мэтью грохнулся оземь, в голове зазвенело, и он потерял сознание.
Теперь он пытался сообразить, где же находится.
Ощупью он двинулся вдоль шершавых стен и вскоре определил, что помещение это весьма небольшое и узкое. У противоположной от люка стены Мэт обнаружил возвышение, которое вполне могло бы послужить для узника ложем.
— М-да, — вслух произнес Мэтью, — попал я в заморочку!
Он с досадой хлопнул ладонью по стене… и вдруг услышал слабое поскребывание.
Лина! Конечно же, это могла быть только она. Влюбленное сердце не обманет. Она рядом и нуждается в его утешении.
Кровь прилила к голове. Прижавшись ухом к холодной поверхности, Мэт попытался разобрать звуки ее нежного голоса.
Увы, разделяющее их пространство было слишком плотным. Лишь слабые стуки доносились до напряженного слуха Фишки. Но это был голос любви! Да, в такие минуты все чувства обостряются. Тщательно скрываемое, оно теперь прорвалось наружу.
«Лина, я люблю тебя!»
Тук-тук!., тук-тук-тук… тук-тук! — радировал Мэт костяшками пальцев. Ему казалось жизненно важным именно сейчас, в тяжелую минуту рассказать Лине о своем всепоглощающем чувстве. Он верил: она поймет!
Тук-тук… тук-тук… тук-тук!.. — отзывались из соседнего отсека. «И я люблю тебя!» Ничего нежнее этих звуков не существовало в мире.
Фишка был счастлив, любимая поняла его, более того, она ответила взаимностью!
… По щетинистой щеке Сайруса Экса катилась слеза, но мужественный лесоруб не стеснялся ее.
Сердце его пело соловьем.
Пусть он узник, пусть жизнь его в лапах космических пиратов, а будущее туманно, — но Лина была рядом, и это главное.
Он слышал трепетный стук из-за стены своей темницы, и отвечал таким же стуком, вкладывая в него всю любовь и нежность, на какие только был способен.
— Лина, девочка моя, — благодарно шептал он, — как же я не замечал, почему не угадал твоей любви?!. О! какое счастье!
Тук-тук-тук!
— Любимая! Ненаглядная моя! — откликался по ту сторону стены счастливый Мэтью. — Я так тебя чувствую!
— Ничего не понимаю. — Лупино теперь повторял эту фразу поминутно. По всем его расчетам «Гарбич» должен был направиться на Канкату. Там была теперь почти что Земля. Только лучше. Это если бы Майами растянули на всю планету, только без смерчей, штормов и прочих неприятностей.
Сол должен был лететь туда!
Но Канката ответила, что беглецов в зоне ее юрисдикции не видно.
И все-таки Лупино заставлял Крюгера каждые два часа снова и снова запрашивать Канкату.
— Слушаюсь, господин начальник БТУ, — однообразно отвечал Крюгер. — Только вот, простите, я никак не могу сообразить, чего им там делать?
— Сол должен искать что-нибудь похожее на Землю, — не столько придурку Хью, сколько себе говорил Лупино. Он еще раз хотел проверить логику своих размышлений. — Почему он должен лететь на Землю? Да потому, что он старик. Это молодые обожают перемену мест. Старика тянет к привычному.
— Может, тогда он и полетел на Землю? — робко спрашивал Хьюго.
— Полетел и улетел. Там его знает каждая собака. Полицейские схватят его в течение суток! Нет, на Землю, на настоящую Землю, он теперь не вернется. Он должен лететь на Канкату.
— Я бы на его месте полетел на Бетельгейзе, — высказал свои сокровенные мечты Крюгер.
— Ты на своем месте и будешь гнить на Луне, пока не удобришь собой лунное ядро, — отмахнулся Лупино.