— Рик!
— Ничего не говори, — пилот покачал головой, в его взгляде читалось разочарование и тревога. — Я думал, ты поймешь… и будешь рад.
— Нельзя радоваться утрате! — я тоже снял шлем, мне было душно в нем, мне было нечем дышать. Время вокруг застыло. Я чувствовал это, я видел, как капля конденсата на шлеме Рика остановила течение, мы падали в небытие.
— Времени нет, прощание затянулось, — пробормотал Рик. — У вас тут все будет нормально и потом… потом, вот, я помогу тебе еще один раз. Доров, помни, левый маршевый на сто сорок, запомнил?! — внезапно перешел он на крик.
— Да, — словно эхо ответил я, хотя ничего не понимал.
Рик улыбнулся, как бывало улыбался, когда мы сидели с ним у меня в каюте за чашечкой кофе и партией в шахматы.
— Играй, Доров, играй, а то я не верю, — он повернулся и шагнул в марево. Повернулся там, на другом корабле, где не было смертей и возможно, ждал другой экипаж и другой Антон Доров. Он повернулся и я, надеясь, что меня можно услышать, зачем-то спросил:
— Значит тело, что мы нашли когда-то на корабле, был он? Рик, мой пилот, погиб сразу?
Отражение помутилось, я больше не видел ничего, лишь быстро смешивающиеся краски; потом они стали таять, и в коридоре снова в полную мощность разгорелся свет.
На стене, напротив меня, проступило внезапно изображение, и я не сразу разобрал что происходит. Стена внезапно подалась вперед, заскрипела, и что-то стало продавливать ее, очерчивая уродливую маску с ужасающе открытым ртом. Тварь все давила, настойчиво, пока железо не лопнуло, проткнутое зубом. Уродливая морда с круглыми глазами и странно карикатурными, но чем-то похожими на человеческие чертами лица, рвалась из технических коридоров и раздавшийся у меня над головой крик оповещал — остались считанные секунды до того, как чудище проломит стену и сожрет меня с потрохами.
— Доров! Скорее! — завопил Яр, чем вывел меня из ступора. Я отпустил арбалет и пулей взлетел наверх, попутно уронив свой шлем. Вот и зачем, спрашивается, было облачаться в эти «доспехи», чтобы потом так глупо потерять их часть?
Впрочем, я об этом совсем не думал и, оказавшись на верхней палубе, метнулся что было сил, по коридору, увлекая за собой Яра. Остановился и, выбил из стены рычаг, управляющий герметизацией отсека. Не зная, где он расположен точно, найти его сходу в узком и малозаметном пазу стены было практически нереально, но ККЧП я изучил как свои пять пальцев.
Грохнула гермодверь и Яр для верности, наверное, еще подпер ее своей спиной. Тоже снял шлем.
— Чего ты там? — спросил он нервно.
— Приведение увидел, — отмахнулся я и пошел по коридору. Сделав пару шагов, отшатнулся — на переборке слева проступила другая маска. Судя по всему, тварь твердо решила скушать нас, и если для этого нужно помять пару десятков железных листов, так это без вопросов…
— Тут еще и приведения, — проскочив мимо выдавливаемой стены, уточнил Яр. — Да кто ж этот корабль конструировал, с такими тонкими переборками, я бы ему…
— Толщина переборок двадцать сантиметров из сверхпрочного сплава, — прервал я полковника. — У нас на Шквале вдвое тоньше…
Я опустил еще одну гермодверь, повернулся и пробормотал:
— И… о, да. Тут водятся всякие приведения.
Открылась каюта, и в коридор вышел, сжимая длинный изящный меч из белого металла, светловолосый юноша с глазами старца. Волосы его, похожие на желтую рожь, были сплетены в толстую косу, какой могли бы позавидовать лучшие красавицы Земли, а на скулах играл легкий румянец.
— Вот и встретились, — сказал Сатринг — глава Школы Союза, готовящей лучших воинов Вселенной. — И ты по-прежнему не научился сначала просчитывать, а потом действовать. Вот от чего твоя плата столь высока…
— О чем это он? — хмуро спросил Яр, который уже давно наставил на Сатринга свой арбалет.
— Не обращай внимания, он так разговаривает частенько об одном ему понятном. Говорят, что шизофрения — не смертельное заболевание, так что за него не волнуйся, — пояснил я Тверскому, и уже Сатрингу: — Чего, спрашивается, тут делает глава Школы?
Не теряя времени, я быстро пошел в сторону управляющей рубки, бесстрашно разминувшись с Сатрингом, и не обратив внимания на выставленное в мою сторону острие меча. Во-первых, хороший костюм удержит удар… скорее всего; во-вторых, Сатринг не будет сейчас нападать, глупо устраивать междоусобицы, когда над головой потолок прогибается, словно сделан не из железа, а из желе какого-то. Да и есть еще третье «но»: я один раз уже побил его на Эгиде… ну, может, и не очень побил, но справиться со мной он тогда не смог.
— Видимо, я здесь по той же причине, что и ты, Доров, — благодушно отозвался Сатринг. Похоже, не обиделся.
— И как, у тебя получилось? — я закрыл очередную гермодверь, дождавшись, когда спутники пройдут ее.
— Нет, и у тебя не получится, — на бледноватом лице главы школа играла едва заметная улыбка. — И путь назад отрезан, — продолжал он зловеще. — Пока вы не ввалились и не нашумели, разбудив теренскую водоросль, я мог пытаться что-то сделать, а теперь нас всех съедят.
Он говорил с неприятным, каким-то ироничным спокойствием и, словно бы даже за мстительным упорством.
— А я думал, там это, как его, спрут какой-нибудь, — проворчал Тверской. — Вот я что-то не понимаю, водоросль — это же растение такое. Ей вода нужна…
— Спруту тоже вода нужна, — возразил я.
— И еще водоросль не мясом питается и огонь не изрыгает, — продолжал Яр, словно меня не расслышал.
— Планета Терен состоит из сернистых испарений, азота, водорода и иных газов, сгущенных высоким давлением. На ней существуют очень плотные белковые структуры, способные разлагать все, что попадется на пути.
— Так и пусть переборки жрет, — Яр дернулся, отскакивая в сторону, потому что всем показалось, что потолок вот-вот провалится. — Закрывай заглушку, закрывай! Не хочу ничего знать! Моя белковая структура этого не перенесет!
— Не будет она переборки жрать, — проворчал я, опуская очередной рычаг. — Ей не нужен в организме металл, которого нет в составе клеток. У водоросли костный скелет из углерода, никак не из железа. А вот белок нужен всем…
— Доров прав, может иногда мыслить, когда не забывает об этом, — Сатринг указал в конец коридора: — Вон, почему я не смог разместить информаторий в гнезде, рубка-то задраена.
— Да, как интересно, — проворчал я. — У тебя тоже информаторий?
Ответа не требовалось, и Сатринг промолчал. Мы подошли и я, желая посадить Сатринга в лужу, быстрым движением прислонил ладонь к панели открытия. Ведь в жилом отсеке корабль меня послушался, значит, Яр ошибся — это и вправду Ворон. Я ожидал, что сейчас разомкнутся запоры, с шипением дверь отъедет в сторону, а на лице Сатринга, который тут бродит уже по всей видимости побольше нашего (и скорее всего прошел вместе с кораблем через подпространственный прыжок, так как его Белой Лионы — гигантского космического боевого линкора — нигде нет) и так ничего и не добился, появится потрясенное или даже восхищенное выражение. Но ничего не произошло.
