— Я обожала их, когда была маленькой. — Аманда засмеялась. — Ты можешь представить нас с Джошиа детьми? Мне было четыре, а ему шесть, когда нас привезли на «Новый горизонт».
— Значит, вы помните Землю? — мечтательно спросила Уэверли. Ей нравилось слушать про Старую Землю и ее голубое небо. — Вы помните дождь? Как он падал из воздуха?
— Дождь был очень красивым, — сказала Аманда, — но в нем была масса химикатов.
— Почему? Каких химикатов? — удивилась Уэверли. Она замечала, что очень немногие взрослые на «Эмпирее» хотели говорить про свою родную планету. Если она задавала слишком много вопросов, они всегда меняли тему разговора, и никто так толком и не рассказал ей о том, из-за чего в их родном мире стало так трудно жить. Она никогда не понимала, почему все избегают говорить об этом. Объяснение ее мамы, утверждавшей, что людям слишком больно об этом говорить, никогда не казалось ей до конца честным. За всем этим крылась какая-то тайна. — Как химикаты попали в дождь?
Аманда покачала головой:
— Никогда этого не понимала. Джошиа? А ты?
— Я не климатолог, — сказал он, подталкивая ложкой намокший в бульоне кусочек хлеба. — То ли заводы вышли из-под контроля, то ли…
— Пастор Мэтер говорила, что причина, по которой Земля была разрушена, заключалась в том, что люди не обращали внимания на знаки, которые посылал им Бог. Они были алчными и ленивыми, и за это…
— Они были наказаны, — закончил Джошиа.
— За что? Что конкретно они сделали?
Аманда смущенно засмеялась:
— Мы были такими маленькими. Теперь наш дом здесь.
— Вы скучаете по этому? По жизни на твердой планете?
— Скучаем, каждый божий день, — ответил Джошиа. — Но в то же время там не всегда было так жутко.
— Я помню, что мне почти всегда хотелось есть, — сказала Аманда, откусывая большой кусок брокколи. — Мои кости формировались неправильно, когда я была ребенком. Мне пришлось носить скобы.
— И было очень много жестокости, — сказал Джошиа. — Здесь нам живется гораздо лучше.
— Особенно теперь, когда появились вы, девочки, — добавила Аманда. Она улыбнулась мужу, и он нежно накрыл ее руку своей. Между ними пробежало что-то очень личное. Затем Аманда опустила глаза и откусила кусочек капусты, не сразу вытащив ложку изо рта. — Как тебе суп? — спросила Аманда, взглядом указывая на миску Уэверли.
— Очень вкусно, — снова сказала Уэверли. Они ели молча, и единственным звуком был стук ложек по глиняным мискам. Уэверли взяла еще один кусок хлеба, хотя уже не была такой голодной. Ей нужно было чем-то занять свои руки, чем-то оправдать свое молчание.
— Уэверли, я хочу спросить тебя: ты разрешишь мне себя нарисовать?
Уэверли от удивления перестала жевать.
— Меня?
— Я была бы очень рада поработать с натурой. А ты такая хорошенькая, дорогая.
— Вы не видели Фелисити Виггам, — сказала Уэверли. — Вот она абсолютно прекрасна.
— Мне нравится твое лицо. Я хотела бы его нарисовать, — сказала Аманда. — Просто обычный портрет.
— Аманда не рисует обнаженную натуру, — сказал Джошиа со смешком. — Если тебя беспокоит это.
— И это будет повод увидеть тебя снова, — добавила Аманда. — Если тебе это будет удобно. Я могу получить разрешение от Пастора Мэтер.
Уэверли отложила хлеб.
— Думаю, все будет в порядке.
Аманда встала и собрала пустые тарелки.
— Кто хочет попробовать овсяное печенье?
— Печенье «а ля мод», с мороженым, — добавил Джошиа, усмехнувшись. — Ты когда-нибудь пробовала мороженое?
— У нас на «Эмпирее» нет коров, — ответила Уэверли и уронила голову. При каждом упоминании дома ее пронизывала печаль, и ей приходилось глотать слезы. «Они живы, — сказала она себе. — Они все еще живы».
Повисла неловкая пауза, после чего Джошиа, запинаясь, сказал:
— Считай, ты не жила, если не пробовала мороженого.
Уэверли нашла в себе силы улыбнуться ему. Она честно попыталась насладиться десертом, но от мороженого ее затошнило, и она не смогла его доесть.
Позже она помогла Джошиа и Аманде вымыть посуду, и они проводили ее обратно до спальни. Она протянула руку Аманде, и та сжала ее в своих ладонях, глядя на девочку сверху вниз. Уэверли и сама была немаленького роста, но Аманда была еще выше.
— Не забывай, ты согласилась мне позировать. Я устрою все с Пастором.
— Это звучит замечательно, — сказала Уэверли и даже позволила женщине быстро себя обнять. Она пахла старыми красками и свеженарезанными помидорами.
Как только она забралась в постель, а свет в комнате выключился, ее мысли вернулись к Кирану. Она не могла поверить в то, что Капитан Джонс намеренно причинил вред «Новому горизонту». Что касается того, почему он отказался помочь им, то Киран сказал бы, что, если бы он увеличил ускорение, это увеличило бы искусственную гравитацию, и он никак не мог бы предсказать, как это повлияет на команду и живой груз. Он просто пытался защитить своих людей.
Но ведь Капитан так и не защитил своих людей, разве нет?
Сет говорил, что у друзей Капитана сложные судьбы. Уэверли жалела, что не может сейчас поговорить с ним об этом. Сет был менее наивным, чем Киран, и не так боялся темной стороны жизни. Он не позволял своим привязанностям влиять на представление об истине.
Было ли предательством по отношению к Кирану думать так? Ей нравились его простые убеждения и то, как он свято верил в своих друзей. Она знала, что это был способ выявить лучшее в людях. Сет всегда был слишком подозрительным и резким с людьми.
Нет, Киран был лучше.
Уэверли обхватила себя руками и провела ладонями по спине, представляя руки Кирана, ладони Кирана. Она представила, как он зарывается лицом в ее волосы. Он бы нашел способ заставить ее засмеяться, даже сейчас. Он всегда это умел — развеселить ее даже тогда, когда у нее было самое прескверное настроение.
— Что ты мне сейчас скажешь? — прошептала она в безмолвную темноту и подождала ответа. Но ответ не пришел.
Уэверли уткнулась лицом в подушку. Она кусала наволочку и сжимала ее зубами, беззвучно плача.
На следующее утро сестра включила свет и хлопнула в ладоши:
— Вставайте, девочки! Вас ждет кое-что интересное!
Уэверли, озадаченная, села на своей койке. Они с Самантой переглянулись, и Саманта с карикатурным восторгом захлопала в ладоши. Уэверли улыбнулась. Она удивилась, почему раньше не дружила с Самантой. У них было гораздо больше общего, чем ей казалось.
