И она вернулась к своей работе. Ее персонажу Питер дал имя Демосфена, а себя назвал Локком[2]. Любому сразу становилось ясно, что это не реальные имена, а псевдонимы, но это тоже было частью плана.
— Пускай ломают голову, пытаясь угадать, кто мы.
— Но если мы станем по-настоящему знамениты, правительство начнет расследование и по нашему допуску сразу все узнает.
— До того как это случится, мы успеем окопаться в полный профиль. Конечно, люди будут здорово шокированы тем, что Локк и Демосфен всего лишь пара детишек, но, видишь ли, к тому времени они уже привыкнут слушать и слушаться нас. Наш авторитет нисколечко не пострадает.
Затем они стали организовывать для своих персонажей дискуссии. Валентина делала некое заявление, а Питер под вымышленным именем пытался опровергнуть его. Она отвечала точно и разумно, и завязывалась живая дискуссия, в которой демонстрировалось незаурядное мастерство политической риторики. У Валентины был нюх на аллитерацию, ее фразы легко запоминались. Вылизав сценарий, они переносили действие в Сеть, делая разумные паузы в полемике, чтобы создать ощущение спонтанности и естественности. Иногда в их споры влезали посторонние, но Питер и Валентина либо вовсе не обращали на них внимания, либо слегка изменяли программу, подстраиваясь к новой ситуации.
Питер аккуратно записывал самые лучшие реплики, а потом проверял, не вынырнут ли они где-нибудь в другом месте. Это случалось не всегда, но все же многие формулировки повторялись раз за разом в больших дискуссиях в престижных сетях.
— Нас читают, — отмечал Питер, — наши идеи просачиваются в умы.
— Наши фразы.
— Это всего лишь единица измерения. Смотри-ка, мы приобретаем влияние. Нас еще не знают по именам, но уже обсуждают поднятые нами проблемы. Мы определяем повестку дня. Вперед, сестренка, мы пробьемся.
— Может, нам стоит попробовать самим влезть в какие-нибудь большие дебаты?
— Нет. Подождем, пока нас не пригласят.
Они работали уже семь месяцев, когда одна из сетей Западного побережья прислала Демосфену письмо с предложением вести еженедельную колонку на довольно-таки престижном новостном портале.
— Но я не справлюсь с этой работой, — сказала Валентина. — Я даже ежемесячный обзор не потяну.
— Во-первых, это два разных жанра. Во-вторых, потянешь.
— Нет. Я еще ребенок. У меня опыта нет.
— Скажи, что ты согласна, но, поскольку у тебя нет желания сбрасывать маску, они должны платить тебе гонорар не деньгами, а сетевым временем. Выцарапай у них новый допуск на имя их корпорации.
— И если правительство захочет узнать, кто я…
— Ему объяснят, что ты анонимный подписчик Калифорнийской сети. Так мы выведем из игры отцовский допуск. Я только одного не понимаю: почему Демосфена пригласили раньше, чем Локка?
— Потому что талант всегда пробьется.
Это была замечательная, увлекательная игра. Но Валентине совсем не нравилась политическая позиция, навязанная Демосфену Питером. Ее персонаж понемногу стал превращаться в злобного, достаточно параноидального публициста, выступающего против России. Это беспокоило ее еще и потому, что в их тандеме именно Питер знал, как управлять людскими страхами, и ей все время приходилось обращаться к нему за помощью. Зато Локк был умерен, корректен и сопереживал всем и вся. В этом был свой смысл. Будучи созданием Валентины, Демосфен не мог не обладать неким сопереживанием, а Локк, наоборот, играл на страхах людей, только тоньше. Но сложившееся положение дел крепко привязывало Валентину к брату. Она не смогла бросить Питера и использовать личность Демосфена в своих интересах. Просто не знала как. Впрочем, это работало в обе стороны. Питер тоже не мог обойтись без ее советов. Или мог?
— Я думала, ты хочешь объединить мир. Но если я напишу все так, как ты просишь, получится, что я призываю к войне со странами Варшавского договора.
— Да не к войне! Ты требуешь, чтобы они открыли свои сети и прекратили блокировать нас. Свободный обмен информацией. Господи, это же черным по белому записано в законах, принятых Лигой.
Вовсе не желая этого, Валентина заговорила голосом Демосфена, хотя мнения, которые она высказывала, никак не могли принадлежать ему.
— Всем известно, что с первого дня существования Лиги страны Второго Варшавского договора рассматриваются как единое целое, к которому применяются эти самые законы. Международный поток информации беспрепятственно поступает туда. А вот характер обмена информацией между участниками Варшавского договора есть их собственное внутреннее дело. И только на этом условии они согласились, чтобы Америка стала Гегемоном Лиги.
— Ты защищаешь позицию Локка, Вэл. Доверься мне. Ты должна призывать к роспуску Варшавского договора. Тебе нужно разозлить массу народа. А потом, когда ты «начнешь понимать» необходимость компромисса…
— …Меня перестанут слушать и развяжут войну.
— Вэл, поверь, я знаю, что делаю.
— Почему я должна тебе верить? Ты вовсе не умней меня, и в подобных делах у тебя тоже нет опыта.
— Мне тринадцать, а тебе — десять.
— Почти одиннадцать.
— И я знаю, все работает.
— Ладно, будь по-твоему. Но эту чушь про «свободу или смерть» я писать не буду.
— Будешь как миленькая.
— В один прекрасный день нас поймают, и у многих возникнет логичный вопрос: Демосфен — это же маленькая девочка, откуда в ней такая жажда крови? Спорим, ты расскажешь им, как заставлял меня писать все это?
— Слушай, малышка, может, у тебя просто месячные?
— Ненавижу тебя, Питер Виггин.
Хуже всего было то, что ее колонку начали перепечатывать местные сети и отец начал читать ее писанину вслух за столом.
— Наконец-то появился парень, который умеет думать, — говорил он и цитировал в доказательство несколько наиболее ненавистных Валентине пассажей. — Мы будем дружить с этими русскими гегемонистами, пока не разделаемся с жукерами. Но после победы… Не оставлять же нам половину цивилизованного мира на положении прислужников Русской империи, не так ли, дорогая?
— Дорогой, по-моему, ты воспринимаешь все это слишком серьезно, — отвечала мать.
— Мне нравится этот Демосфен. Ну, направление его мыслей. Удивляюсь, почему он не появляется в главных сетях. Я искал его выступления во время последних дебатов о международных отношениях. Знаешь, он не участвовал.
У Валентины пропал аппетит, и она вышла из-за стола. Вскоре за ней последовал Питер.
— Итак, тебе не нравится лгать отцу, — сказал он. — Ну и что? На самом деле ты не лжешь ему. Ведь он не знает, что ты Демосфен, да и Демосфен говорит вовсе не то, что ты думаешь. Две эти лжи отменяют друг друга. Самоуничтожаются.
— Неудивительно, что постулаты Локка отдают сволочизмом. При таких-то логических построениях.
Но ее раздражало не то, что она солгала отцу. Ее больше волновал тот факт, что отец во всем соглашался с Демосфеном, а ей казалось, что к ее персонажу могут прислушиваться только глупцы.
Через несколько дней Локку предложили вести колонку в новостной сети Новой Англии — чтобы противопоставить его спокойную позицию растущей популярности Демосфена.
— Неплохо для ребятишек, у которых всего восемь волос в паху на двоих, — сказал Питер.
— От еженедельной колонки до мирового господства длинный путь, — напомнила Валентина. — Такой длинный, что никто еще не прошел его до конца.
— Ошибаешься. Кое-кто прошел. Не этим путем, но похожим. В своем первом выступлении я собираюсь сказать пару гадостей о Демосфене.
— Идет. Но Демосфен не будет замечать существования Локка.
— До поры до времени.
Теперь они зарабатывали достаточно и пользовались отцовским допуском, только если им срочно требовалась какая-нибудь проходная фигура. Однажды мать заметила Питеру, что они с сестрой слишком много времени проводят в сетях.
— А Джек все работал и не играл — и невеселым мальчиком стал… Помнишь стишок?
Питер притворился, что у него задрожали руки.
— Ну, если ты считаешь, что я должен остановиться, — пробормотал он, — думаю… Думаю, что справлюсь с собой. В этот раз у меня все получится.
— Нет-нет, — запротестовала мать. — Я вовсе не хочу тебя останавливать. Только… будь осторожен, вот и все.
— Я очень осторожен, мама.
Ничего не произошло, ничего не изменилось за прошедший год. Эндер был уверен в этом, но откуда тогда такой кислый привкус во рту? Он все еще лидировал в личном зачете, и никто уже не сомневался в заслуженности его результата. В девять лет он стал взводным в армии Фениксов, командовала которой Петра Акарнян. Он продолжал вести свои ежевечерние практические занятия, на которые мог прийти любой залетный. Правда, вместе с тем их посещали элитные солдаты, специально направляемые туда командирами. Алай командовал взводом в другой армии, что не мешало им с Эндером оставаться друзьями. Шен взводным не стал, но это его вовсе не тревожило. Динк Микер наконец согласился на повышение и сменил Носатого Рози на посту командира армии Крыс. Все хорошо, все просто прекрасно, лучше не придумаешь…
