— Доктор Лайнберри, прошу прощения, но, может, вы оставите нас?
Директор недоуменно уставилась на Граффа.
— Впрочем, нет, спасибо. Я думаю, наша беседа с Валентиной окажется более плодотворной, если мы поговорим на свежем воздухе. Подальше от микрофонов, которые установил в этом кабинете ваш заместитель.
Впервые в жизни Валентине довелось быть свидетелем того, как доктор Лайнберри потеряла дар речи. Полковник Графф приподнял большую картину, висевшую над директорским креслом, и вытащил из стены звукочувствительную мембрану и маленький передатчик.
— Дешевка, — поморщился Графф. — Но работает прилично. Я думал, вы знаете.
Лайнберри взяла «жучка» и тяжело опустилась в кресло. Графф сжал руку Валентины, и они вышли.
Завернув за угол, они направились на футбольное поле. Солдаты следовали чуть поодаль, разделившись и образовав огромный круг, чтобы обеспечить максимальную защиту.
— Валентина, нам нужно, чтобы ты помогла Эндеру.
— Как?
— Мы ничего толком не знаем. И надеемся, что ты поможешь нам найти выход из положения.
— И в чем же дело?
— Это часть проблемы. Мы не знаем.
Валентина не смогла сдержать смех.
— Я не видела его три года! Все это время он провел с вами.
— Валентина, мое путешествие на Землю и обратно стоит больше, чем твой отец может заработать за всю жизнь. Я не для того прилетел сюда, чтобы просто поболтать.
— Один король увидел сон, — сказала Валентина, — но забыл какой. И тогда он приказал мудрецам под страхом смерти растолковать его. И только Даниил смог объяснить ему, в чем дело, потому что был пророком.
— Ты читаешь Библию?
— В этом году мы проходим классику, переведенную на английский. Я не пророк.
— Если б я мог, я рассказал бы тебе все, что знаю про Эндера. Но это займет часы, а возможно, и дни. И потом мне придется изолировать тебя в одиночной камере до конца войны, потому что все это строго секретно. Но кое-чем я все-таки могу с тобой поделиться. У нас в школе есть одна хитрая компьютерная игра… — И он рассказал ей про Конец Света, запертую комнату и лицо Питера в зеркале.
— Но ведь это компьютер, а не Эндер поместил туда портрет. Почему бы вам не спросить машину?
— Потому что она не знает.
— А я, по-вашему, должна знать?
— Уже второй раз Эндер заводит игру в тупик. Приходит к задаче, не имеющей разумного решения.
— А первую он решил?
— Не сразу.
— Тогда дайте ему время — и он решит вторую.
— Не уверен, Валентина. Твой брат — очень несчастный маленький мальчик.
— Почему?
— Не знаю.
— Не много же вы знаете, как погляжу.
Какую-то секунду казалось, что толстяк рассердится. Вместо этого он решил рассмеяться.
— Да уж, не очень. Валентина, почему Эндер все время видит в зеркале лицо Питера?
— Сама не понимаю. Это глупость.
— И почему же?
— Потому что если и есть на свете полная противоположность Эндера, так это Питер.
— Объясни.
А вот как раз на это Валентина не могла ничего ответить. Подробные ответы на расспросы о Питере могли навлечь большую беду. Валентина знала достаточно об окружающем мире, чтобы понимать: правительство не воспримет затею Питера как серьезную угрозу своему существованию. Зато оно вполне может посчитать Питера ненормальным и отправить в клинику — лечиться от мании величия.
— Ты собираешься солгать мне, — сказал Графф.
— Я не собираюсь больше с вами разговаривать, — ответила Валентина.
— Боишься. Почему?
— Не люблю, когда меня расспрашивают о семье. Давайте оставим мою семью в покос.
— Валентина, я сейчас делаю все возможное, чтобы оставить твою семью в покое. Я пришел к тебе, чтобы не тестировать Питера и не мучить расспросами твоих родителей. Я пытаюсь решить наши проблемы здесь, на месте, и прошу помощи у человека, которого Эндер любит больше всех и которому он больше всех верит, возможно, у единственного человека, которому он верит. Если мы не сможем разрешить проблемы подобным образом, нам придется взяться за твою семью, и тогда мы будем действовать по своему усмотрению. Я пришел к тебе не с пустяками и так просто не уйду.
Единственный человек, кого Эндер любит и кому доверяет… Гремучая смесь боли, стыда, сожаления… Теперь она была сестрой Питера, тот стал центром ее жизни. «Для тебя, Эндер, я всего лишь зажигаю огонь в день рождения. А для Питера исполняю его заветные желания».
— Я всегда думала, что вы плохой. И тогда, когда вы приходили забрать Эндера, и сейчас.
— Не притворяйся маленькой глупой девочкой. Я видел результаты твоих ранних тестов, а сейчас в Америке не наберется и сотни университетских профессоров, способных соперничать с тобой.
— Эндер и Питер ненавидят друг друга.
— Знаю. Ты сказала, что они противоположны. Что ты имела в виду?
— Иногда Питер просто отвратителен.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он злой. Просто злой, и все.
— Валентина, хотя бы ради Эндера, расскажи мне, что такого злого он делает.
— Часто угрожает людям, что убьет их. Нет, не всерьез. Но когда мы с Эндером были маленькими, мы оба боялись его. Он говорил, что убьет нас. Вернее, обещал убить Эндера.
— Кое-что у нас есть в записях.
— Да, вы видели по монитору.
— И это все? Расскажи о Питере побольше.
И она рассказала, что происходило во всех школах, в которые ходил Питер. Он никогда не бил других детей, но мучил их. Выискивая, чего они больше всего стыдятся, рассказывал об этом людям, чьего уважения они искали. Узнавал тайные страхи и использовал их.
— Он и с Эндером так поступал?
Валентина покачала головой.
— Уверена? Неужели у Эндера не было слабостей? Он ничего не боялся и не стыдился?
— Эндеру нечего было стыдиться.
И девочка заплакала, заплакала от собственного стыда: она предала Эндера и забыла его.
— Почему ты плачешь?
Валентина опять покачала головой. Она не могла объяснить, каково это — думать о младшем брате, таком хорошем, которого она так долго защищала, а потом вспомнить, что теперь она союзница Питера, его рабыня, беспомощная марионетка в его замыслах. «Эндер никогда не поддавался Питеру, а я переметнулась, стала его частью. Эндер никогда бы не согласился на такое».
— Эндер никогда не уступал, — сказала она.
— Чему?
— Питеру. Он не хотел походить на Питера.
Они молча шли вдоль штрафной площади.
— А разве Эндер мог стать похожим на него?
Валентина пожала плечами:
— Я ведь уже сказала.
— Но Эндер ничего такого не делал. Он был просто маленьким мальчиком.
— Да, и мы оба хотели… хотели убить Питера.
— А.
— Нет, не так. Мы не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что желает чего-то подобного. Я только думала, что он тоже… Я так думала, не Эндер.
— А чего же хотел он?
— Дело в том, чего он не хотел.
— Хорошо. Так чего он не хотел?
— Питер мучит белок. Прикалывает к земле за лапки, сдирает живьем шкурку, а потом сидит и смотрит, как они умирают. То есть он так раньше поступал, после того как Эндер уехал от нас. А сейчас перестал. Но это было. Если бы Эндер узнал, если бы Эндер видел это, наверное, он бы…
— Что? Спас белку? Попытался ее вылечить?
— Это уж вряд ли. Тогда… сделанное Питером нельзя было исправить. Нельзя было встать у него на пути. Но Эндер был бы добр с белками. Понимаете? Он бы их кормил.
— И они стали бы ручными, чтобы Питеру было легче их ловить.
Валентина снова заплакала:
— Что бы вы ни делали, все идет Питеру на пользу. Все помогает ему, все, и не ускользнуть от него, не спрятаться.
— Ты помогаешь Питеру? — спросил Графф.
Она не ответила.
— Неужели Питер настолько плохой человек?
Она кивнула.
— Самый плохой человек в мире?
— Откуда мне знать? Самый плохой из тех, кого я встречала.
— И все же ты и Эндер — его брат и сестра. У вас одни и те же гены, одни и те же родители, как может он быть настолько плохим, если…
Валентина повернулась к нему и закричала — закричала так, будто бы он ее убивал:
— Эндер не такой! Он не похож на Питера! Он тоже умный, но это все. А во всем остальном не похож! Совсем! Совсем! Не похож! Ни в чем! Они не похожи!
— Понимаю, — ответил Графф.
— Я знаю, что вы сейчас думаете! Знаю все ваши поганые мыслишки! Вы думаете, я ошибаюсь, а Эндер такой, как Питер. Может, это я… я похожа на Питера, но не Эндер, только не Эндер. Я повторяла ему это, когда он плакал, и каждый раз, много-много раз говорила: «Ты вовсе не похож на Питера, тебе не нравится причинять людям боль, ты добрый и хороший, в тебе нет ничего от старшего брата».
— И это правда.
Его уступчивость все-таки успокоила ее.
— Еще бы это не было правдой. И будьте вы все прокляты.
