Вадима не покидало ощущение, что он медленно движется сквозь целые эпохи.
Если у самой поверхности микросканеры имплантов выделяли из общей массы спрессованных, частично оплавленных фрагментов детали механизмов человекоподобного типа, то стоило углубиться на два-три метра, как его окружили совершенно невероятные формы: механизмы, составляющие следующий слой, не имели ничего общего с человеческими технологиями.
По некоторым признакам Вадим предположил, что это образцы техники, характерной для периода расцвета цивилизации инсектов.
Нечто подобное люди обнаружили на Деметре, а затем и в Сфере Дайсона.
Еще несколько метров.
Механоформы.
Несомненно, основу холма составляли причудливо перемешанные между собой фрагменты машин инсектов и чуждых механоформ. Рощин, поглощенный осмыслением результатов сканирования, не сразу понял, что тоннель, проложенный с небольшим уклоном, стал расширяться, принимая формы естественной полости.
«Где я?»
Он выпрямился. Пространство, открывшееся взору, потрясало.
Пещера (если так можно охарактеризовать узкую и длинную расселину) была образована деформированными бортами двух конструкций.
С одной стороны сканировался характерный материал, используемый разумными насекомыми для постройки своих городов, с другой — анализаторы указывали на металлокерамику корпуса небольшого космического корабля либо, наоборот, — огромной планетарной машины.
Вадим был настолько поражен увиденным, что не сразу заметил спейсбалла, совершающего хаотичные движения на высоте трех-четырех метров от растрескавшегося, оплавленного выступа базальтовых пород.
Хитрые машины. Они убежали!.. — возмущенно пожаловался шар, заметив появление человека.
Вадим осмотрелся, стараясь не поддаваться эмоциям.
Справа от него, без сомнения, возвышалась стена города инсектов, испытавшая воздействие высоких температур.
Слева застыл… репликатор!
Его корпус был иссечен лазерными разрядами, в нескольких местах виднелись пробоины, под днищем исполина, подмятые, раздавленные при крушении, угадывались три каплевидные механоформы, сродни тем, с которыми Рощин сталкивался на Алексии.
Кроме крупных обломков, повсюду были разбросаны пострадавшие от высоких температур и губительного влияния времени фрагменты десятков, если не сотен механизмов, принадлежащих как инсектам, так и неизвестной цивилизации, создавшей комплексы автоматического преобразования планет.
Неужели здесь, под холмами Ржавой Равнины, лежат руины городов?
— Ты должен мне помочь! — Спейсбалл, наконец, прекратил метаться в сужающемся пространстве у свода длинной пещеры, обратив все внимание на человека.
— Высшее существо не может справиться с двумя бестолковыми машинами? — Вадим был поглощен сканированием массы окружающих его обломков, но проигнорировать обращение спейсбалла было бы неразумно.
— Они испорчены!
— Нарушены программы?
— Не понимаю тебя! — Спейсбалл резко спикировал вниз, и Рощин внезапно ощутил ментальную атаку — древний биологический робот инсектов пытался подчинить его рассудок, взять под контроль!
Окажись на месте галакткапитана человек неподготовленный, он бы как минимум испугался, учитывая, что телепатическое давление на разум не имело ничего общего с передачей данных через устройство импланта. Ментальное поле основывалось на природных явлениях, выработанных в ходе эволюции инсектов, и спасти от него было способно лишь специальное устройство — так называемый «мнемонический блокиратор», разработанный миллионы лет назад расой логриан.
Однако Рощин не растерялся, скорее — разозлился, машинально ушел в глухую защиту, стирая навязанные извне образы, а затем… не ударил, но оттолкнул чуждое сознание, не стремясь уничтожить его, лишь давая понять — не лезь.
Спейсбалл рефлекторно отпрянул, словно его действительно ударили, взмыл вверх, на миг затерявшись среди искореженных конструкций, затем осторожно «выглянул», словно не верил, что ему оказали сопротивление.
— Ты не машина?!
Вадим снизу вверх взглянул на древнее существо.
— Я же сказал тебе это еще при первой встрече. Повторить? Я человек. Живой организм.
— Но ты понимаешь меня! Разговариваешь языком машин!
— Неверно. Это ты используешь высший язык инсектов. Твои создатели…
— Замолчи! — Спейсбалл, оказывается, был способен проявлять различные эмоции, в том числе и возмущаться. — Я — высшее существо! Меня никто не создавал!
— Откуда же ты в таком случае взялся? Как появился на свет?
— Я… Я был всегда!
— Очень глубокая мысль. Вадим присел на небольшой выступ, образованный потеками расплавленного, а затем вновь отвердевшего материала, похожего на глянцевитый пластик. Он очень устал, скверно себя чувствовал, но уклоняться от «выяснения отношений» не собирался. В конце концов, спейсбалл — единственное существо, способное к полноценному общению. К тому же древний биологический робот наверняка обладал крайне необходимой информацией, на сбор которой Рощину потребовались бы годы. «Извини, конечно, но я точно знаю, кто тебя создал. Если хочешь, могу привести доказательства», — мысленно произнес он. В отношениях со спейсбаллом следовало быть предельно честным, ведь юное самосознание возникло не на пустом месте, основой для него стали искусственные нейросети, связанные с ядром системы, которое в свою очередь подчинено логике. Любая фальшь, недостоверные или необоснованные данные в конечном итоге приведут к отрицательному результату. Ложь во спасение, или игра в поддавки в данном случае неприемлемы.
Конечно, велик был соблазн воспользоваться завышенным самомнением спейсбалла, подыграть древнему существу, получить от него необходимые сведения и просто забыть о биологическом роботе, отнеся его в разряд «отработанного материала», но Вадим, как и любой мнемоник, не выносил фальши. Кибрайкерам в этом смысле легче, у них иная психология.
Пока длилось мнемоническое молчание, над Ржавой Равниной пошел дождь. В тиши подземелья слышался шелест дождевых струй, по стенам начала сочиться вода.
— Ну, что? Обменяемся информацией?
— Я не хочу ничего знать.
— А зря. Так и будешь все время гоняться за «бестолковыми машинами»?
— Я не умею ничего другого.
— Вот видишь. У тебя есть определенное предназначение. Но ты уже давно понял, что мир вокруг изменился, механизмы тебя не слушаются, да и усилия никому не нужны. Я прав?
— Что же мне делать?
— Выслушать меня и понять, кем ты был и кем стал теперь.
