Шеридана.
— Проблема в том… что я оказался в неловком положении, — признался.
Шеридан. — Некоторые члены Альянса увидели в списке приглашенных ваше имя, и…, взбесились.
— Взбесились?
— Поймите, Вир, дело вовсе не в вас, — быстро сказал Шеридан. — Я знаю, что вы прекрасный, честный и очень благородный центаврианин. Но другие вас не знают, и считают, что вы просто…
— Типичный центаврианин? — Вир заметил смущение Шеридана и грустно вздохнул. — Все, как вы говорите, правильно. Я знаю, что мой народ своими действиями не приобрел много союзников. Нам остается, как вы говорите, выжимать то, что мы посеяли.
— Вообще-то мы говорим «пожинать», но, учитывая то, что сделал Центавр с некоторыми мирами… — он махнул рукой. — Нет. Не стоит ворошить прошлое. Суть в том, Вир, что во время этого тура некоторые представители ведущих рас не желают видеть… так сказать, никакого представителя центавриан. Центавр для них по-прежнему хороший раздражитель, причем не только из-за действий.
Республики в прошлом, но и из-за текущего положения дел, из-за отношения к.
Альянсу на Приме Центавра. Все, начиная с той речи Лондо, и заканчивая публикациями в «Правде» [2] — новой центаврианской официальной газете.
— О, да, «Правда», — с этим Вир был более-менее знаком. С тех пор, как началось восстановление, на Приме Центавра очень быстро исчезли всякие независимые издания. Но потом, откуда ни возьмись, появилась «Правда», объявившая себя «голосом центаврианского народа».
Газета считалась независимым изданием, но ходили слухи, что она является рупором проправительственных сил. Теперь, побывав на Приме Центавра, Вир мог поклясться, что к изданию этой газеты приложил немало сил Дурла. Он же и контролировал все ее публикации. Но это, естественно, не стоило обсуждать с.
Шериданом. Это его не касалось. Если бы он даже мог что-то изменить в данной ситуации, это не его дело.
«Правда» пользовалась любой возможностью, чтобы очернить Межзвездный.
Альянс и его цели. Ее статьи призывали к возвращению былого величия Примы.
Центавра… но Вир не заметил, чтобы там указывались конкретные способы достижения этого величия. Как будто авторы статей хотели разжечь огонь национализма среди читателей, но не указывали им конкретной цели. Или, по крайней мере, пока не указывали.
— Так вы хотите сказать, что мое участие нежелательно? — спросил Вир.
— Нет. Нет, я этого не говорил. Альянс понимает, что лучший способ трудиться во имя будущего — это набрать в свои ряды как можно больше союзников. Это касается и Центавра. Мне просто хочется предупредить вас о неприязни со стороны некоторых, о том, что наверняка найдутся те, кто изо всех сил станет пытаться причинить вам неудобства. Хотя я уверяю, что сделаю все, что в моих силах…
— В этом нет необходимости, — спокойно ответил Вир. — Я не хочу ставить вас в затруднительное положение.
— Вир… — усмехнулся Шеридан, — я — президент Межзвездного Альянса.
Попадать в затруднительные положения — это часть моей работы.
— Да, я это знаю. Тем не менее, я считаю, что не стоит усложнять вашу работу. Она и без того не сахар, не так ли? Истина в том, господин президент, что я не хочу быть там, где меня не слишком рады видеть. Поверьте, у меня есть большой опыт, связанный с пребыванием в различных местах, где меня не желали видеть. Так что я стал весьма толстокожим.
— Вир…
Вир поднялся.
— Было приятно поговорить с вами, господин президент. Рад, что вы сумели выкроить на это время. Рад выяснить, где мое… где наше, так сказать, Республики Центавр, место.
— Вир, разве вы не слышали то, что я вам сказал? — с явным раздражением произнес президент Шеридан. — Я не собираюсь позволять членам Альянса оказывать на меня давление. Просто я слегка «намекнул» на возможность затруднений, но это вовсе не значит…
— На самом деле, господин президент… это значит то… именно то, о чем вы думаете. Мне пора.
Вир направился к двери. Шеридан обошел вокруг стола, он выглядел заметно обеспокоенным.
— Вир…, - начал было он.
Вир повернулся к нему, расправил плечи и сказал:
— Думаю…, думаю, будет лучше, если вы впредь будете обращаться ко мне «посол Котто».
И с этими словами он вышел из кабинета Шеридана.
Во сне все виделось Дурле особенно ясно.
Проснувшись, он точно знал, чего именно желал для Примы Центавра. Но дел было так много, стольким мелочам требовалось уделить внимание. Он был всем нужен: тот советник чего-то ждет, этот министр зачем-то требует уделить ему пять минут. И всегда всего пять, по крайней мере, в теории. Естественно, когда встреча начиналась, пять минут превращались в пятнадцать, или в двадцать, или в полчаса, или в час. И он понимал, что весь его распорядок срывается. Вот так легко его можно было отвлечь от самого важного.
Но, засыпая, он видел будущее — свое будущее — невероятно отчетливо.
Он видел себя парящим в воздухе. Фигура высотой с полсотни метров — гигантская голографическая проекция, которую видно издалека. Ее можно было увидеть с любой точки планеты. Он видел себя: вот он обращается к народу, правит им, собирает вокруг себя и ведет, а они снова и снова выкрикивают его имя, молятся на него, умоляют позволить им стать часть его славной и великой мечты.
Он говорил им о величии, уготованном Приме Центавра, о славных делах, что предстоит совершить великой республике под его правлением. И они еще громче выкрикивали его имя. Это так возбуждало.
Он всегда жаждал величия, с тех самых пор, когда ему сказали, что ему никогда не совершить ничего великого.
Его отец был военным, очень требовательным. У него было два сына-погодка, и очень скоро стало ясно, кто был любимым сыном. Не Дурла. Его старший брат, Солла.
Дурле трудно было ненавидеть Соллу. Будучи великим ученым и блестящим солдатом, Солла также обладал добрым сердцем. Он мог наводить ужас в бою, но в то же время был снисходителен по отношению к своему младшему брату. Разница в возрасте братьев формально составляла лишь год, но их будто бездна разделяла.
Дурле приходилось много трудиться, чтобы добиться желаемого, а Солле, казалось, все давалось легко. Он словно никогда не прикладывал никаких усилий: редко что-либо учил, но получал более высокие отметки, чем Дурла. Дурла никогда не видел, чтобы его брат тренировался, но, все же, клинок Соллы был самым опасным в городе.
Все знали, что Солла пойдет далеко.
Именно поэтому Дурла и убил его.
Последней каплей стала женщина Соллы. Она была необычайно красива и экзотична, дочь знатного вельможи. И юный Дурла, только что отпраздновавший свое двадцатилетие, увидел ее во время одного из редких визитов его семьи к императорскому двору. К несчастью для Дурлы, девушка заметила Соллу и сразу была им очарована. Солла также был от нее без ума, и кто его мог за это винить? Блестящие глаза, длинная золотистая коса, соблазнительно спускавшаяся вниз по виску, тело столь точеное и тренированное, что при ходьбе играл каждый мускул. Бронзовый загар. Каждый раз, когда Дурла видел ее, все его тело просто ныло от желания.
