Добрый о чём-то тихонько говорил с женщиной, пытался успокоить. Путь обратно был непростым.
— Может, вам лучше поспать? — настаивал он. — Платформу будет трясти. Здесь есть очень узкий участок, а потом придётся всё время вверх…
— Нет, я не могу спать, — тихо отказывалась женщина. — Вдруг он заплачет.
— У нас есть транквилизаторы…
— У меня молоко. Как я буду потом кормить?
— Ну, хорошо, — сдался сержант. — Будем надеяться, что платформа пройдёт. Если что — слегка подкопаем. И попробуем как-то зафиксировать ваш ценный груз.
— Да пролезет она, не боись!
Накир кинул бутылку с водой Трайну, а потом рассовал пайки по карманам и выбрался. На этот раз с помощью одного из десантников.
Выглядел он героем: привёл бойцов, считай, почти что сам спас.
Трайн подсунул бутылку и пайки под бок женщине.
— Вот, держи своё имущество. Может, пить по дороге захочешь.
Рэм с ужасом смотрел на неестественно вывернутую ногу, обёрнутую заскорузлой от крови тряпкой, которую женщина не давала обезболить, на шевелящийся кулёк в её руках.
Как? Почему такое бывает? Как эта женщина не сошла с ума, лёжа в темноте, в одиночку? Ведь она же не знала, что её найдут вездесущие пацаны.
— Может, перепеленать надо малявку? — по-свойски спросил Накир.
Он улыбался так, словно ничего ужасного не происходило. Плёвое дело — перепеленать младенца грязными тряпками.
Женщина встревоженно ощупала кулёк:
— Да нет, ничего, он пока не очень-то мокрый.
Младенец пискнул, но почти тут же успокоился. Для него в происходящем тоже ничего странного не было.
Свет, темнота, какие-то голоса — обычное дело. Главное — сыт и удачно описался. Мир в глазах смотрящего…
— Ладно, выбираемся потихоньку! — решил Добрый.
Десантники развернули платформу, чтобы женщина ехала головой вперёд. Двое выбрались в коридор, вручную протолкнули в него платформу, вытащили.
Подождали, пока выберется и построится вся группа.
На этот раз Трайн и Накир пристроились сзади, рядом с Рэмом, намереваясь с ним поболтать. Пацаны выглядели довольными. Наверное, им тоже было здорово жалко женщину и они были рады, что всё хорошо обошлось.
И тут перед первой парой десантников, приготовившихся идти во главе колонны, воздух заискрился, и вспух шар голографического экрана.
— Назад! — крикнул Добрый, поднимая гэт.
Но отступать было некуда.
Голоэкран крутанулся и превратился в фигуру мужчины в тёмном плаще с капюшоном, падающим на лицо.
— Стойте! — приказал он.
Глава 22
Десантники перегруппировались, чтобы прикрыть своими доспехами женщину и мальчишек.
Добрый не отдавал им никаких команд. Рэм знал: для штатных ситуаций в браслете у каждого бойца есть такой же штатный набор реагирования. Доброму достаточно сделать условный жест или назвать номер.
Не вслух. Одними губами. Какая десантура без наушника или импланта?
Ардо, приятель Рэма, десантник, показывал ему эти схемы. И рассказывал, что даже если бойца отрежут от связи с командиром, он продолжит действовать автономно и предсказуемо для командования.
В этом была сила десантных бригад, но и уязвимость тоже. Враг понимал, что десантников обучают воевать по схемам. И в каждой схеме рано или поздно находил тактически уязвимые места.
Рэм, однако, был с «Персефоны», и ему положено действовать мимо общепринятых схем.
Фигура в капюшоне качнулась вперёд, словно бы загораживая дорогу.
Сама по себе голограмма не несла какой-то опасности, но она означала, что повстанцы вычислили, а возможно, и окружили маленький отряд. И напасть могут в любой момент.
— Остановитесь, имперцы!.. — Глухой голос человека в капюшоне доносился словно бы с разных сторон. Наверное, его транслировали сразу несколько динамиков.
Рэм покосился на Доброго, и тот пошевелил пальцами. Двумя. Он уже успел вычислить, что ретрансляторов для голоса два.
А для изображения? И как далеко оператор?
— …Кто вам сказал, что здесь нужна ваша помощь? — вещала голограмма. — Убирайтесь с Прата!
Рэм шагнул вперёд.
— Давай ты не будешь нас убеждать? — сказал он, как сумел спокойно и даже ладони поднял для убедительности, мол, сдаюсь-сдаюсь. — Не надо гнать сюда триста повстанцев, чтобы они задавили нас своими телами. У нас своё понимание ситуации — у тебя своё. Это правильно. Я понимаю тебя.
Рэм замолчал, но ответа не последовало. Оператор явно ожидал другого поворота и к этому оказался не готов. Значит, направление переговоров Рэм взял правильное.
Так, или примерно так, сделал бы Дерен. Больше нестандартных вариантов тут не было.
— У нас здесь женщина со сломанной ногой, — продолжал Рэм, понимая, что его слушают сейчас очень внимательно. — Давай сделаем так: бойцы пойдут с нею наверх, а я останусь, и мы поговорим?
Голограмма молчала. Потом невидимый оператор отвёл её немного назад, пропуская десантников.
К чести Доброго, тот спорить не стал.
Десантники быстро окружили платформу с женщиной и нырнули в ответвление туннеля.
Рэм ждал.
Голограмма мерцающим призраком — источник яркого света исчез вместе с десантом — болталась примерно в пяти шагах.
Повстанцы, наверное, отслеживали сейчас: уйдут ли десантники? Или кого-то оставят шпионить?
Видимо, они знали, что молодой и ранний сержант у них действительно главный, ведь Рэму не пришлось доказывать свои полномочия.
Ну и откуда они это знали? Наблюдали за расположением? Пацанов допрашивали?
Интересно, это они дали гэт трём незадачливым диверсантам?
Голограмма мигнула и… заговорила совсем другим голосом. Более низким, глубоким:
— Да, мы наблюдали за вами, Рэм Стоун, младший сержант с широкими полномочиями. Согласитесь, ситуация странная…
— Кто вы? — перебил Рэм. — Как мне к вам обращаться?
— Я? — голограмма помедлила. — Я — советник Администрата Дхары Герион Асмик.
— Из той власти города, что зарылась под землю?
— Это очевидно.
— Не скажите, — покачал головой Рэм. — Будь вы властью, мы давно бы уже договорились. Зачем вы посылали малолеток стрелять в толпу голодных? Какая же вы власть, если не можете накормить людей?
— Всех не накормишь… — Голограмма так цинично скривила губы, повинуясь интонации говорящего, что Рэм поверил: перед ним и в самом деле один из советников городского Администрата.
Эти чиновники привыкли воспринимать людей через мёртвые цифры социальных индексов. Индексом больше, индексом меньше…
— Но стрелять-то зачем? — спросил Рэм. — Не можете накормить — не мешайте. Или вам даже имперский хлеб — грязный?
Пословица была экзотианская, он слышал её в эйнитском Храме на Кьясне. За ней скрывалась обидная история времён первого заселения про колонистов и земных чинуш.
Рэму удалось задеть неведомого собеседника, и голограмма опять взяла паузу.
— Я узнаю, кто отдал такой приказ, — пообещал наконец советник. — Если он был.
— Был, — подтвердил Рэм. — Гэт — оружие боевое. Пацаны его не на помойке нашли. Вы хотели показать нам, что местные нас ненавидят?
— А вы города с землёй равняете ради любви? — скривился советник.
Рэм дёрнул плечом: «Ну что ты, как новорождённый ташип, дяденька?»
— Была война — мы и равняли, — пояснил он очевидное. — Теперь война кончилась.
— Вы так полагаете? — уточнил советник.
— Да не полагаю я, — рассмеялся Рэм. — Она на самом деле закончилась. Юг Империи объединился с Содружеством.
— Извините, — сказал советник не очень уверенно. — Но это — ваше частное мнение. Оно не совпадает с нашей информацией…
— Какое тут мнение, когда наш капитан прямо сейчас на переговорах Объединённого Юга с Севером Империи? — рассмеялся его замешательству Рэм. — Наши договариваются о территориях. Там Локьё и лендслер. Вопрос объединения Юга Империи и Содружества был решён ещё два года назад. Его не афишировали, но только потому, что у Содружества есть планеты на Севере. С ними и сейчас всё очень сложно.
