— Да что с ней не так? — растерянно спросил управляющий Марка Скинто.
— Я не знаю, — Скинто смущённо пожал плечами. — Она с утра сама не своя.
— Да, — протянул Лари Эншо, глядя на разбитый репликатор, с которым работала Жюстин. — Я так и подумал. — Он помялся и предложил Билли Хейнцу продолжить экскурсию.
Стоя на улице, Жюстин видела сквозь стеклянные стены, как толпа, окружившая её рабочее место, уходит прочь, перемещается по фабрике, словно полчище саранчи, готовое сожрать всё, что попадётся им на пути. Да они и друг друга даже сожрут, если не найдут ничего другого.
С каким-то нервным неспокойным предчувствием Жюстин дождалась обеденного перерыва. Рабочий день, казалось, тянется неестественно медленно. Казалось, он вообще не собирается заканчиваться.
— Надеюсь, что большинство ещё суетится возле Хейнца, — ворчала Жюстин, поднимаясь по лестнице в столовую. Ей хотелось побыть одной. Хотелось оказаться в мире, где никто не знает её, и никого не знает она.
Но в столовой было людно. Аппетит, которого не было и прежде, окончательно пропал. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом, Жюстин подошла к репликатору, дождалась, когда он выплюнет заказанный кофе и пару тостов, выбрала свободный стол, села. В шумной толпе возле окна, из которого можно увидеть почти всю фабрику, она увидела Скинто. Он стоял рядом с Хейнцем, и, как казалось Жюстин, тупо реагировал на слова писателя, словно боялся попасть впросак, пропустив шутку или рассмеяться там, где шутки не было. Когда толпа потянулась к репликаторам за обедом, Жюстин притворилась, что не замечает их. Сидела и настырно смотрела на дно чашки с кофе. Лишь где-то в глубине сознания, надеясь, что Скинто сядет с ней за один стол. Нет, она не хотела разговаривать, просто нужно было почувствовать себя живой, почувствовать себя частью этого мира, этого превратившегося внезапно в балаган коллектива. Но Скинто не почувствовал, не понял. Он просто прошёл мимо Жюстин, не обмолвившись с ней ни словом, и сел за общий стол, который выбрал Хейнц, словно боялся вывалиться из сферы этого сместившегося вдруг центра мира. «Ну, и чёрт с тобой», — подумала Жюстин, услышала, как за соседним столом громыхнул уродский наигранный смех, поморщилась, тут же бросила короткий взгляд на коллег, надеясь, что никто не заметил этого. Коллеги не заметили. Заметил Хейнц. Несколько долгих секунд он смотрел на Жюстин — она выдержала его взгляд, сама не понимая, почему — затем повернулся к Марку Скинто.
— Вы всегда обедаете с ней порознь? — спросил его Хейнц.
— С кем? — растерялся Скинто.
— С Жюстин. Вашу девушку ведь зовут Жюстин, верно?
— Верно, — Скинто нахмурился, пытаясь вспомнить, о чём спросил его Хейнц прежде.
— Обычно они обедают вместе, — ответил за него Лари Эншо.
— Почему сейчас вы не с ней? — спросил Хейнц Скинто.
«Да, точно, чёрт возьми. Почему?» — подумала Жюстин.
— Что значит, почему? — спросил Скинто, даже не пытаясь скрыть, что относится к этому разговору так, словно в вопросе скрыт какой-то подвох, который он не может понять, но чувствует.
— Только не говорите, что бросили свою девушку лишь потому, что на фабрику приехал писатель, — сказал ему Хейнц.
— Я не бросал.
— Но сидите за столом, за которым сижу я.
— Все сидят за этим столом.
— Не все. Ваша девушка…
— Думаю, она сейчас одна из-за того, что случилось утром.
— А что случилось утром?
— Её разговор с вами… с нами…
— И что не так в том разговоре?
— Ну, как же… — Скинто растерянно уставился на Лари Эншо, ища поддержки, но Эншо молчал. — Она ведь… Она… она разбила репликатор, — сказал Скинто первое, что пришло на ум.
— До этого никто не разбивал репликаторов?
— Разбивали, — Скинто покосился на управляющего. — В смысле, всякое бывает.
— И в наказание вы заставляете этого человека обедать одного? — Хейнц не то издевался, не то злился — понять было невозможно.
— Нет, конечно, — натянуто рассмеялся Скинто, но никто не поддержал его, словно теперь он сам был в одном шаге от того, чтобы стать ренегатом, как прежде стала Жюстин.
— Значит, всё дело во мне? — спросил Хейнц.
— Наверно, — сказал Скинто, решив, что такой ответ будет лучше, чем ещё одна глупая фраза. В конце концов, здесь все плясали под дудку этого писателя. Почему он должен отличаться?
— Печально, что ради меня вы бросили свою девушку, — сказал ему Хейнц.
— О, она переживёт, — спешно заверил его Скинто. — Мы так много времени проводим вместе, что… — Скинто глуповато улыбнулся. — Думаю, будет полезно немного побыть порознь, пообщаться с другими. Тем более что сегодня здесь вы… — Скинто замолчал. Тяжёлая пауза, которая повисла в воздухе, заставила его нервничать. Казалось, что мир вокруг замер, ожидая, какое решение примет Хейнц. Одно его слово и, Скинто знал, любой на этой фабрике превратится в ренегата. И сейчас ренегатом мог оказаться он сам — Скинто.
— Думаю, вы правы, — неожиданно сказал Хейнц, разряжая обстановку, взял поднос с обедом, поднялся из-за стола. — Нет, нет. Останьтесь все здесь, — остановил он кружившую вокруг него роем мух толпу. — Скинто прав. Каждому нужно общение.
Жюстин видела, как Хейнц идёт к её столу. Он поставил поднос и сел, не спрашивая разрешения. Жюстин притворилась, что только сейчас заметила его, подняла глаза.
— Поговорим? — предложил Хейнц.
— О чём? — спросила Жюстин.
— Не знаю… — Хейнц беззаботно пожал плечами. — У вас есть интересы?
— Я делаю репликаторы.
— Вы делаете их двадцать четыре часа в сутки?
— Нет, конечно, — Жюстин покосилась на толпу коллег, жадно следящих за ней и писателем беспокойными взглядами.
— Вас должно что-то интересовать, — пытался разговорить её Хейнц.
— Меня не интересуют книги, если вы об этом.
— Меня, если честно, тоже.
— Но вы же писатель, — растерялась Жюстин, заглядывая Хейнцу в глаза, пытаясь понять, шутит он или нет.
— Считайте, что книги для меня почти то же, что для вас репликаторы, — сказал ей Хейнц.
— Никогда бы не подумала… — протянула Жюстин, попыталась подобрать подходящие слова, но не смогла — коллеги по работе пялились на неё, следили, ждали, словно она вдруг стала диковинным уродцем в каком-то дурацком шоу. Весь день превратился в какое-то дурацкое шоу.
— Как будто вдруг оказался в морге, — сказал Хейнц.
— Что? — растерялась Жюстин.
— Ты просыпаешься, выходишь на улицу. День солнечный. С неба падает редкий снег. Жизнь искрится, радует глаз. А потом… — он выдержал короткую паузу и неожиданно щёлкнул пальцами. — Бах — и ты стоишь в центре морга, и люди вокруг натянуто молчат. Весь мир молчит. И ничего нет кроме гнилостной тишины и напряжения, — Хейнц улыбнулся, увидев растерянность на лице Жюстин. — Это классика. Сол Камеда. Писатель времён, когда миром правили врачи. Тогда многие сравнения брались из медицины.
