ногу крысу, прыгнул в сторону, схватил мех с горючим маслом, рванул завязку на горловине и уронил мех в костер.
Полыхнуло так, что на миг стало светло, почти как днем. Ло Туре отшатнулся, но потом инстинктивно шагнул к огню и по примеру ло Инча повернулся к нему спиной. Наверное, спину ему немилосердно жгло, однако он в пылу схватки ничего не почувствовал. Зато оба точно знали: теперь позади нет крыс.
Потом Инч правой рукой нашарил под ногами факел и зажег его. И только после этого сомкнул левую ладонь на рукояти меча.
Первым делом он попытался смахнуть проклятую крысу, свисающую с ноги, но лишь разрубил ее пополам, причем упрямая тварь, даже испуская дух, так и не разжала челюсти. Затем широко взмахнул факелом. Стая слегка отпрянула; отчетливо завоняло паленой шерстью, потому что передним крысам некуда было деваться — сзади напирали.
Второй мех с маслом ло Инч вспорол мечом, потому что развязывать было долго, да и руки свободной не оставалось. Его охотник зашвырнул в самый центр крысиной стаи и факел отправил следом. Полыхнуло не хуже, чем в первый раз.
Туре, быстро сообразивший, что в схватке с крысами огонь действеннее меча, орудовал сразу двумя факелами. Меч он, видимо, просто бросил, потому что ло Инч отчетливо запомнил, как болтаются при каждом замахе пустые ножны на поясе молодого охотника.
Пламя гудело, словно растревоженное гнездо гигантских шершней.
А потом в том месте, где недавно вспыхнул второй мех с маслом, внезапно встал нестерпимо яркий огненный гейзер. Жар упруго толкнулся в грудь, опалил лицо, сжег брови и ресницы. Ло Инч отшатнулся и едва не свалился в костер, теперь казавшийся совсем тусклым. Но на ногах все равно не устоял.
«Конец, — подумал ло Инч с неожиданным спокойствием. — Встать на ноги крысы мне не позволят…»
Однако через несколько секунд Инч с удивлением осознал, что все еще жив, и, более того, никто в его плоть не впился. Гейзер продолжал бушевать. Костер продолжал гореть. А вот ло Туре орать и ругаться перестал — стоял, словно бог пламени, с двумя факелами в руках и сосредоточенно вглядывался куда-то во тьму. Да, да, во тьму — предрассветная серость на контрасте с ослепительным гейзером казалась непроглядной тьмой ночи.
Инч, ощущая себя печеным яблоком, отполз в сторону — так, чтобы более не находиться между гейзером и костром. Сильно болела нога — ло Инч дотянулся и острием меча сковырнул-таки с икры полкрысы. Потом, превозмогая боль, поднялся на ноги.
Крысы исчезли. Все разом. Не осталось даже трупов — их в считанные мгновения пожрали выжившие сородичи. Только пятна крови темнели на теле Листа. Самое большое — за бревном, куда упал ло Рико. Кровь, меч в ножнах да подошвы от башмаков — вот и все, что осталось от взрослого охотника.
Гейзер стал ослабевать, лишь когда солнце уже взошло: во вскрывшейся полости иссяк горючий газ. Умирающий Лист в последний раз защитил людей. Тех, кого сумел.
— Куда они пошли? — хрипло спросил ло Туре. — За кромку? Или в глубь Листа?
— Я не видел, — глухо отозвался Инч.
Хромая, он подошел к бревну, с трудом перешагнул через него и подобрал меч ло Рико.
— Пойдем, — сказал он молодому охотнику. — Тут больше нечего караулить.
И они медленно пошли по тропе — обожженные, покрытые затвердевшей коркой из крови, своей и чужой. Едва живые и не верящие тому, что выжили.
— Ты куда? — спросил ло Инч на развилке. — Нам направо, к корзине! В стойбище все равно никого уже нет, все на поляне. И поторопимся: может быть, стая поляну еще не нашла.
* * *
Мужчины клана заканчивали крепить на кнехтах поводки последних наусов, когда вернулись дежурные. Только двое. Завидев их, люди охали, ненадолго прекращали работу, но потом отворачивались и принимались за дело с удвоенной силой. Каждый понимал: только вознесшись в небо, клан окажется в относительной безопасности.
Логвит Ромеро оторвался от спора с ма Шойцем и стариком Кромом и подошел к приоткрытому борту корзины. На ло Инча и ло Туре страшно было смотреть. Обожженные и окровавленные, с безумными взглядами, воспаленными покрасневшими веками, на которых больше не осталось ресниц. У ло Инча в каждой руке было по мечу — в правой обнаженный, в левой — второй, в ножнах.
— Крысы, — глухо сказал ло Инч. — Они сожрали Рико, а мы с Туре еле отбились. Я сжег все масло. Если бы каким-то чудом не вскрылась полость и не загорелся летучий газ, нас сожрали бы тоже. Мы даже не поняли, куда крысы ушли, логвит, — за кромки или в глубь Листа. Если вглубь, они могут появиться тут в любой момент.
В центре корзины, в вырубленном из тела Листа и перенесенном сюда очаге, весело потрескивал костер — наусов уже начали прогревать. Ромеро приказал женщинам подбросить дров, а охотникам держать под рукой побольше факелов.
Задрав голову, он поглядел на сонных после прохладной ночи наусов. Они уже начали светлеть и раздуваться. Но поднять тяжеленную корзину с людьми и всем скарбом пока еще были не в состоянии.
— Паули! — позвал логвит.
Охотник тотчас предстал.
— Я тут!
— Сколько у нас осталось летателей? Включая то-подростков?
— Всего двадцать шесть… — ответил ло Паули и осекся, покосившись на Инча и Туре. — Теперь, стало быть, двадцать пять. Прямо сейчас пятеро в небе — Хист, Ману и Ройя караулят здоровый Лист где-то на севере, а Омар и Джирро на связи. Джирро улетел вчера на рассвете. Остальные тут.
— Крыльев и упряжи на всех хватит?
— Хватит, даже с избытком.
— Вам придется взлетать самостоятельно. Если мы задержимся и придут крысы, не спасется никто…
— Я уже догадался, логвит, — спокойно произнес ло Паули. — Сейчас мы сойдем. Это действительно очень облегчит корзину.
— Запомните две вещи, — глухо посоветовал Ромеро. — Не ловите потоки над извержениями — у самой поверхности там плохой воздух, им нельзя дышать. И второе — не всякую воду на поверхности можно пить. Уходите с Листа, ищите скалу или обрыв и как можно скорее в небо.
— Да, логвит, — кивнул ло Паули. — Мы готовы. Мы еще вчера были готовы. Все крылья на якорях у кромки, я проверил.
«К счастью, не там, где дежурили Инч, Туре и бедняга Рико…» — подумал Паули.
— Командуй! — сказал логвит и отвернулся.
Собирать летателям было нечего — немного еды и питья в полет каждый давно заготовил. Ло Инчу и ло Туре Ромеро велел остаться. И так было понятно, что далеко эти двое сегодня все равно не улетят.
