замедлил шаг. Мастеру Шойцу он вполне верил, но в глубине души все равно боялся, что увиденное его не обрадует. Потом протяжно вздохнул и решительно вышел на поляну.
— Ого! — непроизвольно вырвалось у логвита.
Корзина на поляне была только одна. Зато какая!!!
Огромная. Исполинская просто. Никто, ни логвит Ромеро, ни старик Кром, ни даже ее создатель мастер Шойц никогда прежде не видели ничего подобного. Детище Шойца занимало почти всю поляну и если бы Ромеро не знал, что это именно летательная корзина, он бы наверняка и не понял, на что смотрит. Выглядела корзина довольно уродливо: высоченные борта, сплетенные из разномастных материалов, были пятнистыми и несимметричными; ажурное плетение соседствовало в них с грубыми решетками из жердей, явно позаимствованными из загонов для скота. Кое-где в бортах зияли здоровенные дыры — человек пролезет; некоторые из них были заткнуты или занавешены шкурами. Над корзиной возвышалась гнутая сетчатая конструкция, к которой потом будут крепить поводки наусов.
Присмотревшись внимательнее, Ромеро отметил, что высоченными борта только кажутся: сплошное плетение поднимается лишь до пояса, а выше просто натянуты веревки — горизонтально, параллельно друг другу.
Ма Шойц потянул за ременную петлю и отворил наспех подвешенный участок борта, выполняющий роль дверей.
— Входите! — пригласил он.
Логвит, Кром и еще двое старейшин вошли. Уже на втором шаге Кром едва не вывихнул ногу — пятка провалилась в проем решетки, которая исполняла роль днища.
— Осторожно! — Ма Шойц придержал старика под локоть. — Тут пока не закончено!
Дном корзине пока служила грубая решетка из прочных и сравнительно толстых жердей; в проемы решетки легко проходил кулак взрослого мужчины.
Логвит, глядя на это, нахмурился, однако ма Шойц перехватил его взгляд и торопливо пояснил:
— Я экономил лозу, логвит! Днище корзины должно быть прочным, а жерди прочнее лозы, особенно когда лозы мало. Что дыры — не беспокойся, набросаем циновок, укрепим их — и порядок. Никто и не заметит, что внизу жерди.
«И правда! — с облегчением подумал Ромеро. — Циновки в жилищах — это ж тоже готовое плетение! Пусть и травяное, какая, в сущности, разница…»
Кроме того, днище корзины было разбито на шестнадцать квадратов поменьше, каждый из которых размером был примерно с обычную летательную корзину. Жерди, разделяющие сами квадраты, были толще соседних, да вдобавок соединялись попарно по вертикали, одна над другой, словно невысокие порожки.
В двух углах, а точнее, над двумя углами виднелись ладные навесы, вполне привычного вида — плетение и шкуры; в двух оставшихся углах такие же навесы как раз устанавливали.
В самом центре корзины выделялась плоская окружность, в отличие от прочих частей дна сплетенная из лучшей лозы, да вдобавок вымоченной в соке агавы — видно по необычному блеску.
— Для очага? — догадался логвит.
— Для очага, — улыбнулся ма Шойц, явно очень довольный своей задумкой.
В обычных корзинах никто и не думал устраивать очаг — они предназначались для не особенно долгих перелетов, в которых обходились без огня и готовки, немудреными дорожными запасами.
— Очаг уже закрепляют? — поинтересовался Ромеро. — Успеть бы!
— Зачем? — пожал плечами ма Шойц. — Вырубим наш, клановый…
Ромеро сразу посерьезнел.
Все верно. Лист умирает… Это очень хорошо, что главный очаг клана останется с людьми, даже когда они покинут Лист.
— Дрова сначала исполнят роль балласта, — принялся развивать мысль ма Шойц. — Постепенно будем их жечь, общий вес хоть немного, да уменьшится, горячий воздух будет подбадривать наусов наверху, а разогретые они выше взберутся.
— Ты молодец, Шойц, — впечатленно качнул головой логвит. — Я уж молчу о том, что детям не объяснишь, почему вместо супа солонина…
— Солонину как-нибудь переживем, — сквозь зубы процедил Кром. — И детям объясним в лучшем виде. А вот если кто мне объяснит — как здесь все разместятся, я того лично обниму и расцелую.
— Разместятся, — невозмутимо заявил мастер. — Я все подсчитал.
— А припасы учел? — хмуро поинтересовался Кром. — Они тоже место занимают.
— Учел, ясное дело. — Ма Шойц даже фыркнул. — За кого ты меня принимаешь, Кром? Часть подвесим снаружи корзины, по бортам. Часть внутри, заодно удобнее будет блюсти горизонталь. Чуть перекренится — переместил груз куда нужно и порядок! Людям, конечно, тесновато будет, спать придется вповалку, бок к боку, но, во-первых, так теплее, а во-вторых, не до жиру. Потерпим.
Логвит сердито покосился на старика Крома. Что-то он сегодня не в меру придирчив. Не с той ноги встал, что ли?
— А это что такое? — спросил Ромеро, указывая на узкий проем в борту, как раз напротив основной «двери». По обе стороны от проема в плетение были встроены вертикальные столбики с рогатинами по верху и парой перекрестий чуть пониже.
— А тут летателей принимать будем. И крылья чалить, снаружи, к борту. Внутри-то негде. Тут еще выдвижной пирсик будет, ствол на доски уже распустили, подсыхают как раз.
Ромеро со значением кивнул:
— Ты молодец, мастер! Многое предусмотрел!
— Надеюсь, что не многое, — вздохнув, произнес ма Шойц серьезно. — Надеюсь, что все.
* * *
Логвита разбудили под самое утро, когда сон особенно крепок и глубок.
— Что такое? — Ромеро вскинулся на ложе, ощутив резкую боль в локтевых суставах. Словно на непогоду.
Над ним склонился ло Туре, хворый молодой охотник, вторую неделю залечивающий рваную рану в боку. Старая певчая сова вцепилась — а когти у нее, как известно, будь-будь…
— Логвит! Мы у самой поверхности, — прошептал Туре. — Вот-вот сядем!
— Поверхности чего? — спросонья не сообразил логвит.
— Поверхности мира, — выдохнул ло Туре. — Под нами плоскогорье…
— Встаю, — выдохнул Ромеро, закашлялся и сел.
Через пару минут логвит и посыльный покинули полость и направились к лесу. Лист дрогнул, толкнулся в ноги, как раз когда они с ло Туре прошли полдороги от стойбища до кромок. Оба кубарем откатились с тропы в густые кусты на обочине. Из крон с шумом вспорхнули редкие птицы; факел выпал из руки Туре и сразу погас. Стало темно и жутко.
Второй толчок, послабее, и все затихло. Стало почти как всегда — только тропа теперь вела не по ровному, а ощутимо вверх. Лист упал и замер на поверхности мира не горизонтально, а задрав нос и опустив корму.
«Ах ты, — подумал логвит с досадой. — Не дотянул до рассвета…»
Еще он подумал, что в стойбище наверняка поднялась суматоха. И хорошо если только суматоха, а не паника. Мужчинам-то старейшины объяснили, чего следует ожидать и как надлежит себя вести, а вот женщинам и особенно детям такое объяснить трудно.
Ромеро прислушался — вроде бы криков не слыхать. Но до стойбища вообще далековато.
— Логвит! — послышался свистящий шепот. — Ты где? Ты цел?
— Цел, — проворчал
