Я припомнил, как мне втемяшилось в голову, что, если надеть обратно сандалии, идти станет не в пример легче. Какие только уловки не измыслит наш организм, когда хочет поспать! Может даже заговорить человеческим голосом и привести самые невероятные аргументы, лишь бы заставить своего хозяина остановиться и присесть! А уж когда тот присядет…
— Идиот! Контроль нельзя терять ни в коем случае! Хочешь спать — ляг поспи по-человечески!
Что значит в моей ситуации «по-человечески», я так и не придумал.
Продолжая лежать на дороге, я прислушался. Померещилось мне или нет? Стреляли?
Нет, не померещилось. Ухнуло на славу.
Из-за того что трамбовщик, подготовив ложе под пенобетон, удалил верхний слой почвы, дорога оказалась примерно на полметра ниже, чем окружающая равнина. Слежавшиеся отвалы почвы по обочинам стали своеобразными брустверами, так что получалось, что я лежу в очень широком окопе неполного профиля.
Я подполз к «брустверу» и осторожно выглянул из-за него.
Глагол продолжал преподносить сюрпризы.
По ту сторону каньона, на востоке, погромыхивая вхолостую, без молний, наливался черной яростью грозовой фронт. По краям тучи полыхали багрянцем — ведь в западной стороне по-прежнему не было ни облачка и солнце светило вовсю, хотя жара уже пошла на убыль.
Я расслабился.
Все-таки гроза — пусть даже самая сильная — это не воздушная кавалерия клонов. А ливень меня устраивал на все сто процентов! Это же вода!
Возникли и не столь радужные мысли.
«А вдруг это не грозовой фронт? А нечто менее безобидное, которое лишь кажется грозовым фронтом?»
Понаблюдав за поведением черной небесной армады еще чуть, я пришел к выводу, что она движется на северо-запад. Выходило, если ветер не переменится — встречи с тучами не миновать.
Взвесив все «за» и «против», я принял ряд судьбоносных решений и немедленно приступил к их воплощению в жизнь.
Выдавил себе в рот все, что из курицы еще доилось, — кровь и мясной сок.
Съел половину мяса.
Докурил бычок. Под гипотетическим ливнем жалкую половинку моей сигареты ожидал конец быстрый и бесславный.
Громко икнул — и пошел дальше.
Совсем скоро поднялся такой ветер, что только держись. Гудящие массы горячей пыли били аккурат в физиономию. Но стоило каньону, а вместе с ним и дороге повернуть на два румба, ветер, как назло, тоже переменился. На те же два румба. Будто ему во что бы то ни стало требовалось дуть строго по оси каньона.
При этом низовой ветер не совпадал с вектором движения грозового фронта. Что, впрочем, можно объяснить без привлечения местной мистики — на разных высотах воздушные массы часто движутся в разные стороны, это нормальное явление.
Идти стало почти невозможно. Начинался настоящий самум! Как еще прикажете называть такое буйство стихии, когда воздух чернеет от песка и звуки голоса уносит прочь быстрее, чем они успевают достигнуть ваших собственных ушей?!
Пришлось спешно импровизировать, превратив тюрбан в противопылевую маску.
Неудивительно, что я прозевал появление конкордианских вертолетов. В ушах свистело, каньон ревел, как гигантская аэродинамическая труба. И только когда прямо у меня над головой раздалось зловещее «чок-чок-чок», я понял, что мое счастливое одиночество закончилось.
Я сразу же бросился на землю.
Сквозь пыльную пелену проступили еле различимые силуэты.
Вертолетов было около десятка: гигантские трехвинтовые транспортники под эскортом поджарых штурмовиков. Теперь я наконец расслышал их турбины — вертолеты оказались по отношению ко мне с наветренной стороны, и ураган нес все звуки прямо на меня.
Да, вертолетам приходилось несладко! Для флуггера такой ветер неприятен, но не смертельно опасен. А вот вертолеты, особенно транспортно-десантные, из-за своей внушительной парусности могут полностью потерять управление!
А это значит — пиши пропало. С большой высоты такая дура сорвется в беспорядочное падение, которое и мертвым-то штопором не назовешь. На малой — пожалуй, уйдет в сторону со снижением, то есть совершит вынужденную посадку с критической азимутальной скоростью. Ну а на сверхмалой высоте винтокрыл рискует потерей устойчивости. Достаточно задеть землю одной лопастью — и полет завершится адской мясорубкой.
«С прогнозом погоды у них непорядок, — злорадно подумал я. — Или обыкновенное разгильдяйство? В любом случае руководителя полетов, который разрешил поднять машины в воздух накануне такого урагана, надо по факту расстреливать, без суда и следствия!»
Вертолеты включили посадочные фары и, опасно покачиваясь, сбросили скорость до минимума. Теперь они едва заметно ползли вперед наперекор урагану, удаляясь от меня немногим быстрее обычного пешехода.
«Похоже, не по мою душу. Прижаты ветром… Будут садиться, чтобы переждать ураган… Это что же сейчас должно твориться на высоте, если они почли за лучшее посадку в таких условиях?»
От замыкающей клонской машины меня отделяли с полкилометра. При ясной погоде я был бы мгновенно распознан системой автоматической селекции целей и предстал бы на прицельных экранах стрелков-операторов во всех деталях.
А сейчас? Что может сработать против меня? Инфракрасные фильтры ноктовизоров? Вполне вероятно, но ветер-то горячий! Плюс песок, пыль… Вряд ли я представляю собой такую уж контрастную цель…
Но благодушествовать не стоило: песчаная буря могла закончиться столь же внезапно, как и началась.
Обидно было возвращаться назад, ведь последний километр дался мне с особым трудом — я прошел его против нарастающего ветра. Но все-таки я пополз прочь.
Отступив метров на сто, я оказался за тем самым двухрумбовым поворотом каньона и, соответственно, дороги. После этого я отважился поглядеть, как там поживают вертолеты. Но они полностью скрылись среди беснующихся химер пыльной бури. Да и потемнело — дело шло к вечеру.
Зато моя новая наблюдательная позиция позволяла видеть часть западной стены каньона. Хотя скалы казались почти отвесными, мой наметанный глаз обнаружил вполне сносный спуск. Если не считать пары неприятных мест, где придется, повиснув на руках, прыгать с высоты человеческого роста, этот спуск можно было даже признать козьей тропой — грунт на некоторых участках казался подозрительно утоптанным.
Коз, правда, на Глаголе замечено не было… Но вот курицы водились! Это наука в моем лице доказала экспериментально! И манихеи водились — если считать курицу доказательством, конечно…
Причем, хотя в каньоне ревел ветер, пыль с песком через него не несло. Вихри лохматились по кромке обрыва, но пыльные рукава мгновенно рассасывались, стоило им опуститься в каньон.
