Получилось довольно громко и зловеще.
Но, странное дело, никто, ну совершенно никто на пляже даже не посмотрел в нашу сторону! Дескать, ну что тут особенного — поют люди. (Вот у нас на Земле точно таращился бы весь пляж, включая роботов-разносчиков. Еще ненароком и городовой прибежал бы — посмотреть, все ли в порядке, не нужна ли кому скорая психиатрическая помощь.)
— Понимаете, у нас есть такая традиция. Когда знакомишься с человеком, нужно обязательно вместе спеть, — пояснила Риши, когда мы окончили. Мне показалось, что в ее тоне можно было уловить извиняющиеся нотки. Или только показалось?
— Я понимаю, — кивнул я.
— Наш народ очень любит музыку! — самозабвенно добавила Исса.
— Я понимаю, — еще более прочувствованно заверил ее я. Откровенно говоря, в обществе таких заек я был готов демонстрировать любые чудеса понимания.
Да, традиция. Да, народ любит музыку. Я понимал все, кроме одного: почему девушки выбрали именно эту песню?
Ведь это же чудовищная дисгармония: пляж, олеандры, дружественное море, с одной стороны, и «тучи грозовые» да «бури огневые» — с другой. Увы, даже на отдыхе они думали об одной только войне.
Что сказать про тот вечер? Самое сильное эротическое переживание моей жизни. И никак не меньше.
Вначале мы вчетвером оказались на танцплощадке. Играли типично клонскую музыку — медленную, раздумчивую, вязкую. Музыка была оркестровой и какой-то совершенно нетанцевальной — так мне показалось поначалу. Она не звала на телесные подвиги. От нее вообще хотелось спать!
Да и сама клонская манера танцевать у меня попервой доверия не вызывала. Не танцы — а синхронное плавание какое-то.
Когда музыка становилась быстрее, они начинали водить свои плавные хороводы. Когда замедлялась — разбивались по парочкам и держась за руки, топтались по углам. Тихо-тихо, как кролики.
И что же это такое, спрашивается? Где справедливость, товарищи? Ведь танцы — это же, как известно каждому кадету, предлог для сравнительно тесных телесных взаимодействий? И где они в таком случае?
Когда я случайно встретился взглядом с Колей, который как раз танцевал с Риши (ее он на скорую руку перекрестил в Иришу), я понял: мой лучший друг озабочен теми же практическими вопросами.
Но я просто недооценил эту «бесплотную» манеру проводить время, практически не касаясь друг друга. Когда мы с Иссой оказались в паре, я понял: свои эротические двести двадцать вольт клоны на этих танцульках выхватывают. И еще как!
Недостижимая для телесного контакта Исса медленно покачивалась рядом со мной, не сводя с меня взгляда. Ее улыбка была загадочной, меланхоличной, провокационной.
В ее ореховых глазах разворачивалась подлинная мистерия космоса. И музыка, эта самая приторможенная музыка настраивала мистерию на эротическую волну. «Плодитесь и размножайтесь», — отчетливо нашептывал синтезатор.
Танцующая Исса казалась мне кудесницей. Самой желанной женщиной Галактики. И никаких сомнений в этом в тот момент у меня не возникало.
Каждый ее плавный жест, каждый величественный поворот головы — все это обольщало и обещало сами знаете что.
Даже главное правило клонских танцев, которое можно было обобщить до музейного призыва «руками не трогать», этой сказки не портило.
В общем, после двух таких танцев я просто погиб. Я влюбился в Иссу по самые уши и до сих пор, даже после всего, что потом произошло, ни на минуту об этом не жалею.
Но все эти довольно сложные для кадета чувства были осознаны мною потом. А тогда — тогда мне просто приятно было танцевать с ней, разговаривать с ней, дышать с ней одним воздухом.
— Может, пояснишь мне одно странное обстоятельство? — вдруг спросил я.
— Давай!
— Почему те девушки, которые учились в нашей Академии, никогда не ходили на танцы? Ведь танцы же в Конкордии не запрещены, как я вижу?
— Что ты, Александр! Конечно, нет! — возмутилась Исса.
— В чем же тогда дело? Им что — лениво было?
— Дело не в лени. У нас есть такое понятие «курум-урдван». Оно означает «жизнь в разлуке»… (пояснение, кстати, не было лишним — «Сигурд» частенько пасовал перед «высокой» ветвью конкордийского языка)… У многих людей бывают целые периоды «курум-урдвана». Это как у вас в Объединенных Нациях — траур. Разве кто-нибудь ходит на танцы во время траура?
— Нет, конечно! Во время траура мы на танцы не ходим, — горячо заверил ее я, а сам подумал: «кто как» и «смотря по ком траур». — Но я все-таки недопонял. Ты хочешь сказать, что те клон… конкордийские девушки с общетехнического факультета были в разлуке со своими любимыми или, допустим, женихами? И что эта разлука для них была как для нас траур? То есть они, чтобы случайно не изменить своим женихам, я имею в виду, не изменить в мыслях, даже на танцы не ходили?
— Нет, Александр, — тряхнула своей черной гривой Исса. — Ты все понял неправильно! Женихи тут ни при чем!
— Как это ни при чем? Ты же сказала «разлука»?
— Я имела в виду разлуку с нашей Родиной…
В общем, Исса была патриоткой. И патриотизм этот не был для нее социально полезным хобби, как для большинства моих знакомых. Он был основной профессией.
Исса Гор любила свою Родину, свою Великую Конкордию так сильно, как, наверное, не в состоянии были любить Объединенные Нации все офицеры 19-го отдельного авиакрыла вместе взятые. По крайней мере мне так казалось.
Но что же это тогда получается? Если все офицеры 19-го отдельного авиакрыла готовы были отдать жизнь за Объединенные Нации, то к каким же подвигам готовилась ради своей Родины Исса?
Нет, этого вопроса я не задал — ни Иссе, ни себе. Хотя, наверное, стоило бы.
Я просто подивился цельности ее натуры. Силе ее духа. Уровню патриотического воспитания населения Конкордии. И перевел разговор на другую, менее требовательную тему.
Мы протанцевали еще четыре медленных танца и перекусили в баре. За это время я успел узнать о девушке много нового. Между прочим, некоторые вещи меня шокировали.
Взять, например, тот факт, что Исса — дочь двух настоящих, «пробирочных» клонов из касты демов.
Оказывается, демам тоже иногда разрешают размножаться. Но только за особые заслуги.
Если такие заслуги есть — дему подыскивают пару (тоже с заслугами). Проводят медицинское тестирование (а вдруг все-таки вкрались злокачественные генетические отклонения — тогда заслуги не в счет). И дают разрешение произвести на свет одного отпрыска (строго оговоренного пола).
Такой высокой чести удостаивается, по статистике, лишь один клон из тысячи.
Честь и впрямь высока — ведь ребенок, родившийся в таком браке, автоматически попадает в более высокую касту энтли. Вытаскивает, так сказать, счастливый билет. (Я долго думал, какую земную аналогию можно подобрать для чувств, которые испытывают демы по поводу своего отпрыска. Думал, думал и придумал: это как если бы в древние времена земной женщине гарантировали, что она станет матерью бога или богини.)
