Джек Макдевит - Жар-птица

В тот же вечер ее комментарий воспроизвели в большинстве выпусков новостей, и к нам начали поступать звонки от продюсеров. Не хочет ли Алекс выступить в «Утреннем круглом столе» и ответить сенатору? Не мог бы он дать интервью «Модерн таймс»? Будет ли ему интересно принять участие в вечернем шоу Эрики Горман?

– Не обращай внимания, – сказала я. – Тема умирает. Еще неделя, и мы больше не услышим о ней.

– А в следующий раз, когда кто-нибудь прилетит на Вильянуэву, искины пожалуются на нас.

– Мы совершили попытку.

– Нет. Я выступил на нескольких ток-шоу. Я призывал к нашему врожденному чувству ответственности. А теперь почему-то начинают обсуждать мою психическую устойчивость.

– Алекс, что еще ты можешь сделать?

Наше разочарование, естественно, передалось и Чарли.

– Дайте мне выступить на одном из шоу, – сказал он. – Может, я сумею помочь.

Алексу идея не понравилась.

– Хочешь, чтобы мы стали всеобщим посмешищем?

– Пожалуйста, Алекс. Мне есть что рассказать.

Алекс глубоко вздохнул и задумался.

– Ладно, Чарли, – наконец сказал он. – Попробуем. Думаю, терять нам нечего. Но только никаких голограмм. Просто ящик.

– Не очень хорошая мысль, – возразил Чарли. – Люди должны видеть, что я такой же, как и они.

– Твое появление в образе двадцатилетнего парня сочтут частью шоу, не более того.

– И все же, думаю, лучше пусть они видят меня. Что, если я изображу кого-нибудь постарше? У нас в школе был старший наставник…

– Не стоит, Чарли. Нас обвинят в попытке выдать тебя за того, кем ты не являешься. Ты – Бета. Постарайся достойно сыграть эту роль.

Через два дня Алекс и Чарли появились на «Утреннем круглом столе». Алекс занял место рядом со вторым гостем и поставил перед собой бежевый куб. Вторым был Анджело Каваретти, седой мужчина средних лет; он с трудом скрывал удивление от своего участия в такой нелепой дискуссии. Каваретти был больше известен как беспощадный враг верующих. Ведущий начал с очевидного вопроса: «Искины – живые существа или нет?», и Каваретти рассмеялся.

– Не хочу никого обидеть, – сказал он, – но идея, будто машина может быть живым существом, сама по себе выглядит идиотской. С тем же успехом можно заявить, будто ваша настольная лампа – тоже живое существо. Или нагреватель для воды.

Ведущий обратился к Алексу.

– Мне не слишком интересен спор, – ответил тот, – который ведется уже тысячелетия, притом что никто не представляет убедительных доказательств. Я могу, конечно, делать громкие заявления, как присутствующий здесь доктор Каваретти, но лучше дать высказаться искину, которого мы привезли с собой. Чарли?

И Чарли рассказал о себе, так же как рассказывал Харли Эвансу, – о ночной тишине и долгих вечерах, о том, как он созерцал восходы и закаты, как вспоминал детей в опустевшей школе, как расцветали и увядали цветы, как падали на пол тени, о шелесте листьев за окном, о едва слышном шорохе падающего снега, о том, как все это повторялось снова и снова, – а в здании не было ни одной живой души.

– И все же у меня были спутники.

– Кто же? – спросил ведущий, Броктон Мур, начавший вести шоу за месяц до того.

– Другие Бета. Мы часто разговаривали.

– Другие Бета? – переспросил Каваретти. – Что такое Бета?

– Я – Бета. Небиологическая разумная форма жизни.

Каваретти покачал головой, с трудом сдерживая себя, чтобы не высказаться насчет абсурдности подобного заявления.

– Но ведь у них были только голоса? – уточнил ведущий.

– Да.

Каваретти наморщил лоб, выпятил челюсть и скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что эта бессмысленная дискуссия его совершенно не интересует.

– И что это доказывает? – спросил он у публики. – Ящик запрограммирован. Он может вести беседу, может убедительно описать переживания, может играть в шахматы на уровне чемпиона. Но разве он что-нибудь чувствует? Есть ли внутри его личность? Ну же, Алекс, будьте серьезнее.

– Я еще не закончил, – заметил Чарли.

– Вот как? – Каваретти вздохнул. – Что еще ты хочешь нам сообщить?

– Вы чересчур ограниченны. Вы не в силах согласиться с тем, что противоречит вашему мнению. Вы вполне подходите под определение тупого болвана.

– Прошу прощения?

– И еще одно: я знаю, где можно найти других Бета. Точных координат я назвать не могу, но могу их отыскать. Если кто-нибудь из присутствующих хочет слетать на Вильянуэву и продемонстрировать свою человечность, которой все постоянно хвастаются, я с радостью отправлюсь вместе с ним. Я могу показать, где нужно искать.

Шоу еще не закончилось, когда Джейкоб сообщил, что звонит Эдвард Драммонд, доктор медицины: он коллекционировал предметы времен ашиурской войны – артефакты с межзвездных кораблей, – пользуясь услугами наших конкурентов.

– Соедини, – сказала я.

Послышался щелчок, затем раздался глубокий баритон:

– Добрый день. Я бы хотел поговорить с кем-нибудь насчет Вильянуэвы.

– Я Чейз Колпат, – ответила я. – Чем могу помочь?

– Госпожа Колпат, я только что посмотрел программу. Нельзя ли одолжить у вас Чарли?

Два дня спустя Драммонд появился в нашем загородном доме и, не теряя времени даром, перешел к делу.

– Я могу собрать команду, в основном из бывших офицеров флота, – сказал он мне, пока мы шли по коридору к кабинету Алекса. – Могу также обеспечить солидную финансовую поддержку.

– Там опасно, – заметила я.

– Госпожа Колпат, нам очень хотелось бы решить эту проблему.

Высокий и подтянутый, с коротко подстриженными черными волосами, он больше напоминал военного, чем медика. На его лице не было даже намека на улыбку, которой обычно одаривают меня мужчины при первой встрече. Мне он показался чересчур жестким для подобной миссии, и я подумала, что он с легкостью может всех погубить.

Я представила его Алексу. Они пожали друг другу руки, и Драммонд сел.

– Мы сейчас собираем команду, – сказал он. – Парни надежные и опытные, способны себя защитить, готовы помочь. Мы действительно хотим помочь.

– Почему? – спросил Алекс.

– Почему? – Он нахмурился и наклонился вперед. – Удивлен, что вы спрашиваете об этом.

– Я бы не спрашивал, если бы не хотел услышать вашего ответа, доктор.

– Господин Бенедикт, я видел, как в бою искины отдают себя без остатка. Вы сами видели, что они откликаются на происходящее точно так же, как вы или я. Когда дело плохо, им становится страшно. И дело вовсе не в программе. Как-то раз один из них, по имени Клей, взял на себя управление истребителем после эвакуации экипажа и таранил сторожевик «немых». Я разговаривал с ним до самого конца, и пусть никто не говорит мне, что он не был живым.

Алекс кивнул.

– Это связано с немалым риском, доктор. Почему вы считаете, что сможете отправиться туда, организовать спасательную операцию и не погибнуть при этом вместе со всеми своими помощниками?

– Я уже руководил спасательными операциями, господин Бенедикт. В Патруле. Вытаскивал людей из таких же опасных мест, как Вильянуэва, если не опаснее. И мне будут помогать профессионалы. – На его губах мелькнула улыбка.

Мы подключили к разговору Чарли – никакой голограммы, никакого двадцатилетнего юноши, лишь суровый голос из динамиков.

– Вы действительно считаете, что справитесь? – спросил он.

– Думаю, с твоей помощью, Чарли, мы справимся без проблем.

– Надеюсь. Если вы потерпите неудачу, неизвестно, сколько еще пройдет времени, прежде чем попытается помочь кто-то другой.

– Знаю, – кивнул Драммонд.

– Ладно, – сказал Алекс. – Доктор Драммонд, вы уверены?

– Да, конечно, Алекс. Мы уже все решили. Если Чарли хочет помочь, мы будем ему только благодарны. Но мы все равно полетим – с ним или без него.

Алекс слегка повысил голос.

– Чарли, хочешь попробовать?

– Да. Я склонен доверять доктору Драммонду.

– Что ж, – наконец сказал Алекс. – Когда вы планируете отправиться, доктор?

– Мы заберем Чарли через три дня, утром. И кстати…

– Да?

– Мои друзья зовут меня Док.

Вечером накануне отлета Чарли мы устроили в его честь вечеринку.

– Действуем, как прежде, – сказал Алекс. – Посылаем Белль в стартовую точку и ждем две недели. Если она ничего не находит, двигаемся дальше.

– Ладно.

Я села за стол, собираясь вызвать Белль.

– И еще одно, прежде чем начать: я попробовал связаться с Шарой, но она сейчас на совещании. Мне хотелось бы сперва рассказать ей про историю с черными дырами и убедиться, что в этом вообще есть смысл, что мы ничего не упустили.