– Скажите, Алекс, вы верите, что у искинов есть душа?
Алекс пожал плечами.
– Что такое душа, кроме как поэтическое описание нашей сущности?
– Я серьезно. Душа. Духовная составляющая.
– А у вас, Миа? Есть у вас душа?
– Не знаю. Но в исследовании, проведенном в прошлом году, семьдесят семь процентов опрошенных ответили на этот вопрос отрицательно. У искинов нет души.
– Немалая их часть, Миа, считают, что души нет ни у кого – если определять ее как некую сверхъестественную сущность.
– Значит, все дело в том, как сформулирован вопрос?
– Пожалуй, да, – кивнул Алекс.
– Ладно. – Она дала знак, чтобы показали видеозапись. – Это вы в шоу Питера Маккови, год назад.
Возникло изображение Алекса и Маккови, сидевших за столом в более формальной студийной обстановке.
«Питер, – говорил Алекс, – легко понять, почему люди готовы отстаивать точку зрения, что их искины – живые существа. Они обладают всеми качествами живой личности, и мы к ним привязываемся, вплоть до того, что совершаем глупости. Неделю или две назад один парень погиб во время торнадо, вернувшись, чтобы спасти своего искина. Кажется, его звали Гарри. Верно? Искина звали так?»
«Да, – ответил Питер. – Кажется, так».
«Это естественно – питать привязанность к тому, кто так хорошо подражает нам и выглядит одним из нас. Но это иллюзия. И полагаю, нам следует помнить о реальности».
Картинка снова сменилась: появилась Миа.
– Похоже, те комментарии противоречат вашим сегодняшним словам, Алекс.
– Я стал умнее.
– В самом деле?
– Миа, кто-то однажды сказал о постоянстве и недалеких умах[3].
– Итак, вы считаете, что постоянство в убеждениях не нужно?
– Я считаю, что глупо придерживаться какого-либо мнения лишь потому, что мы придерживались его раньше. Но оставим это. Раз уж мы заговорили о Вильянуэве, следует учесть кое-что еще.
– Что именно?
– Эта планета – застывшая во времени часть истории. Мы покинули ее семь тысяч лет назад. Поскольку некоторые считали искинов разумными, на орбите оставили энергетические спутники и даже периодически ремонтировали их. Но не будем пререкаться относительно разума. Там находятся самые старые из ныне существующих и функционирующих искинов. Представьте, что это значит для ученого – получить доступ к сети Вильянуэвы, исследовать данные той эпохи. Это как если бы земной историк третьего тысячелетия получил возможность побеседовать о политике Египта с человеком, жившим на берегах Нила при Рамсесе Третьем. Но ведь нам все доступно, нужно лишь полететь туда и забрать их. Есть и еще одно соображение, Миа. Искины той эпохи могут представлять немалую ценность для коллекционеров. Я вовсе не предлагаю никому отправиться туда и попробовать вывезти их, чтобы потом продать. Это слишком опасно. Но на рынке за них дали бы немало.
На два-три дня Алекс вновь оказался в центре внимания журналистов. Всевозможные политические деятели, не сумевшие подобраться к Алексу два года назад, когда мы вернулись с Салуда Дальнего, накинулись на него за призывы рисковать жизнью ради «бесполезного хлама», как выразился один член законодательного собрания.
Появлялись сообщения о том, что все больше людей готовы отправиться к забытой планете в надежде сделать состояние.
– Я вовсе не это имел в виду, – сказал Алекс репортерам.
Подключились, разумеется, и ученые. Алекс вновь стал «грабителем могил», только на этот раз он подвергал опасности глупцов, готовых клюнуть на приманку. Широко известен стал пилот-одиночка, который отправлялся к Вильянуэве вместе со своим шурином. «Что в этом сложного?» – ответил он на вопрос репортера.
Я заверяла Алекса, что желающих вряд ли окажется много.
– Люди не настолько глупы, – сказала я.
Алекс ответил не сразу.
– Жаль, что я слишком много нагородил не подумав. Но что сделано, то сделано. Переживу как-нибудь.
Я знала, что случится. Мы оба это знали. Я изо всех сил пыталась снять с нас ответственность, но тщетно. Еще до того, как Алекс пошел к Миа, я беспокоилась, что он может увлечься и сказать лишнего. Может быть, мне следовало не пускать его, хотя я уверена, что это было бы бесполезно – он все равно бы пошел. Но по крайней мере, моя совесть была бы чиста.
По правде говоря, я не знала, почему ничего не сказала Алексу, и не знаю до сих пор. Возможно, мне хотелось поддержать его в трудную минуту или я считала, что он поступит благоразумно. Так или иначе, я до сих пор жалею, что промолчала.
Примерно тогда же в новостях сообщили о первых потерях на Вильянуэве. Два человека высадились в одном из городов, и больше о них никто не слышал. Их челнок стоял на берегу реки; его разбирала на части небольшая армия машин, которые разрезали корпус и куда-то уносили куски. Потом обнаженный остов постепенно исчез, и примерно через неделю от челнока не осталось и следа.
Все обвиняли Алекса – или почти все. Даже его сторонникам каким-то образом удалось разбередить рану. Харли Эванс, представленный как его близкий знакомый, заявил, что если молодым хочется рисковать жизнью, пусть это будет ради благой цели, а не просто ради денег. Я знала, что он имеет в виду, но вышло вовсе не то, что предполагалось.
Кажется, за все то время, что я знала Алекса, я не видела его таким подавленным. Я избегала этой темы в разговорах, но она постоянно поднималась в прессе, и я видела, насколько болезненно Алекс это воспринимает. К нам то и дело заглядывала Одри, и он строил при ней хорошую мину, но она тоже понимала, каково ему, – может быть, даже лучше меня.
– Жаль, что вы в это ввязались, – сказала она мне, когда мы были одни. – Зачем? Если честно, мне кажется, что вам с Алексом стоит оставить это занятие.
Я рассказала ей о траекториях черных дыр.
– А при чем тут искины? Ты могла остановить его, Чейз. Почему ты этого не сделала?
– Ты же знаешь Алекса, Одри. Он не стал бы меня слушать. В любом случае я, возможно, согласна с ним.
– Да брось, Чейз. Ты что, не видишь, что творится?
– Одри, тебя не было там, когда Чарли умолял нас ему помочь.
– Жаль, что не было, – ответила она. – Будь я рядом, я быстро положила бы этому конец.
Я подумала: мог бы Алекс отступиться от намеченной цели под давлением Одри или кого-нибудь еще? Нет, такого просто не могло случиться.
Нам нужен был челнок – старый слишком сильно пострадал от ракеты на Вильянуэве. Обычно покупка таких вещей воспринималась как развлечение, и я ожидала, что Алекс поручит ее мне, но он заявил, что хочет быть уверен в правильности моего выбора. При этом оба мы понимали, что он нисколько не разбирается в космической технике.
Ведущим производителем в то время была компания «Стил индастриз», ближайший центр продаж которой находился в округе Паскаль, примерно в двух часах пути от нас. Мы могли совершить покупку, не выходя из загородного дома, но Алекса надо было вытащить наружу. Поэтому я подчеркнула, что очень важно по-настоящему сесть в машину и поднять ее в воздух.
Мы полетели в Кантаку, центр округа Паскаль, и посетили торговый центр «Глубокий космос». Нам готовы были продать лучшую модель, но мы не нуждались в мягких сиденьях и посеребренной приборной панели. Мы взяли с собой Гейба и подключили его к каждой из тех моделей, которые показались нам подходящими: в конце концов, его мнение значило куда больше любого другого.
Продавцы до сих пор возражают против таких подключений, заявляя, будто это опасно для бортового компьютера. Но стоит им понять, что от их содействия зависит уровень продаж, как возражения отпадают.
Мы потратили два дня, выбирая подходящую модель, и остановились на черно-белом «койоте». Мне он понравился. Цена была больше суммы, которую мы рассчитывали потратить, но челнок выглядел вполне надежным. Гейб восторгался им – правда, в основном потому, что у него снова появился свой дом: мне так казалось.
Тем временем начали приходить доклады от Белль. Как я и ожидала, все результаты оказались отрицательными. «Жар-птицы» нигде не было видно.
Когда мы вернулись в загородный дом, я позвонила Шаре. Она спросила, как дела у Алекса, и я ответила, что теперь, кажется, все стало лучше. По-моему, он понял, что следовал велению совести и просто не мог поступить иначе.
– Тебе понравится новый челнок, – добавила я.
Она спросила, какую модель мы купили, и с удовлетворением выслушала мой ответ.
– Да, неплохо иметь столько денег, – заметила она.
Я не стала развивать эту тему.
– Вообще-то, Шара, я звоню вот почему: сейчас я ищу область, где может находиться «Жар-птица», а она крайне велика. Если яхта не передает радиосигнал, у нас мало шансов обнаружить такой крохотный объект.
– Знаю. – Она сидела в своем университетском кабинете. – Я ознакомилась с данными. Ты права: речь идет об огромном пространстве. И ты полагаешь, что сигнал удастся принять?
