Я полагаю,
мы можем оказать кое-какую помощь. Расстроенная подпрограмма, оставляемая после себя Штейнбауэром, может быть стерта, и вместо нее запущена новая.
– Отлично.
– Но и она будет давать сбой в непосредственной близости от него. Хотя именно это поможет нам определить его местоположение с точностью пятнадцать-двадцать метров.
– Чудесно. Приступайте.
Я позволил себе заглянуть на веранду, нависающую над озером. Хой Инь склонилась над Чонгом, длинная лента светлых волос упала ему на колени, ее лицо тревожно нахмурено. Его худое тело дрожит от напряжения, позади виска болезненно пульсирует жилка.
– Восприятие в пещере восстанавливается, – проинформировал меня Эден. – Штейнбауэра внутри нет. Он должен быть в инспекционном тоннеле.
Я пробежал вдоль задней стены. Полуоткрытая мускульная мембрана судорожно вздрагивала. При моем приближении ее створки успокоились.
– Штейнбауэр вызывает сбои не только в подпрограмме восприятия, – с неестественным спокойствием известил меня Винг-Цит-Чонг. – Вредоносному воздействию вокруг него подвергаются все сегменты нейронного слоя.
Из инспекционного тоннеля донесся резкий запах серы, Я закашлялся и заморгал от едкого газа.
– Что за чертовщина?
Мускульная мембрана немедленно сомкнулась.
– Должно быть, утечка из ферментных пазух, – сказал Винг-Цит-Чонг. – Сеть трубок, соединяющих их с органами, регулируется мускульными мембранами. Штейнбауэр, вероятно, нарушил подпрограмму автоматического управления.
– Господи. – Я беспомощно уставился на гладкую стену полипа. – Эден, ты еще не нашел его?
– По всей видимости, он находится в двухстах метрах от пещеры, тридцатью метрами выше вас, – ответила сущность биотопа.
– Рольф, у нас есть респираторы?
– Нет, сэр. Но мы можем воспользоваться герметичными скафандрами.
– Хорошая идея, только они затруднят…
Ворвавшийся в общую сродственную связь вопль вселял ужас силой звучащего в нем страдания. В нем слышался непреодолимый страх, боль и чудовищное разочарование. Страдающий разум молил нас, рыдал и проклинал.
Уоллес Штейнбауэр, слегка ссутулившись, стоял в тесном полукруглом тоннеле. Его освещали зеленоватые отблески полосы фосфоресцирующих клеток, проходящей по своду. Рифленые стены полипа, казалось, были высечены из настоящего камня.
От ужасного запаха Штейнбауэра рвало, а руки инстинктивно схватились за живот. Легкие отчаянно пытались извлечь из густого вонючего воздуха хоть немного кислорода. Пол уходил вперед с едва заметным уклоном вверх. Вытаращенные глаза смотрели на густую желтую слизь, текущую по тоннелю. Поток достиг его ног и медленно поднялся до голеней. Кибернетик с трудом удерживался на ногах, но подошвы скользили в коварной жиже. Голени охватило холодным огнем. А потом боль стала непереносимой – жидкость разъедала кожу и проникала в тело. Ткань брюк растворялась прямо на глазах.
Штейнбауэр поскользнулся и упал головой вперед. Боль охватила каждый сантиметр его кожи, сквозь жировую прослойку она проедала путь к мышцам и костям. Один раз он вскрикнул. Но это привело лишь к тому, что слизь проникла в рот. В пищеводе вспыхнул пожар. Руки и ноги сотрясались в конвульсиях. Изображение померкло, сменившись беспросветной тьмой.
На этом закончились и связные мысли. В течение нескольких милосердно коротких мгновений обезумевший разум еще посылал разрозненные импульсы. И все кончилось.
Вокруг меня плотной туманностью замерцали мысли. Каждая излучала глубокое потрясение, смущение и ощущение вины, вызванное увиденной сценой. Общей в них была настоятельная потребность в утешении. Мы инстинктивно льнули друг к другу, пережидая печаль.
Отец Кук был прав: разделенное с другими горе перенести легче. Мы поддерживали друг друга и не нуждались в древнем символическом покаянии.
Пятый день был почти полностью посвящен устранению хаоса, возникшего в день четвертый, то есть губернатору, репортерам (с конфиденциальным сообщением), правлению ЮКЭК, полиции и представителям потрясенного населения. Петр Зернов и я организовали операцию по очистке инспекционных тоннелей и обнаружению тела. Я переложил на его команду большую часть работы – они не возражали.
Фашоле Нокорд был доволен, что дело закрыто. Общее удовлетворение моей работой добавило осложнений членам группы Бостон. Мы наглядно показали эффективность и непредвзятость администрации ООН. От закона не смог уйти даже один из высших руководителей ЮКЭК.
Отовсюду слышались поздравления. Разговоры о повышениях и премиях. Моральный дух в полицейском участке взмыл выше осветительной трубки.
Единственной грустной нотой стало известие о болезни Винг-Цит-Чонга. Коррин сказала, что это результат колоссального напряжения при попытке преодолеть разрушительные действия Штейнбауэра на мыслительный процесс Эдена. Она была не уверена, что он сможет поправиться.
Как бы то ни было, его болезнь позволила мне вполне оправданно отложить принятие решения по поводу Джоселин и близнецов.
По той же самой причине я не стал заводить разговор об этом за завтраком шестого дня. Никто не настаивал.
В полдень я воспользовался фуникулером и отправился к причальному шпинделю северной оконечности, чтобы осмотреть сокровищницу Штейнбауэра. Охраняемый по моему требованию ангар представлял собой герметичный цилиндр из титана, усиленного ребрами из мономолекулярного кремния, с большим шлюзом в дальнем конце, куда мог войти орбитальный тягач. Металл был покрыт толстым слоем термоизоляции, не позволяющей внутреннему теплу рассеиваться в безвоздушном пространстве. Толстые связки силовых и информационных кабелей образовывали совершенно непонятные мне узоры. Я проплыл через небольшой входной шлюз, соединяющий ангар с причалом, и тут же ощутил во рту слабый металлический привкус.
Капсула «Дорньер SCA‑4545B», закрепленная между двумя причальными салазками, висела в центре обширного пространства. Это был широкий конус с двумя закругленными и сильно тонированными окошками посередине. Каждый сантиметр поверхности покрывал слой пепельно-серой углеродистой пены, хранящий следы бесчисленных столкновений с пылинками. Стрелы манипуляторов, закрепленных у носовой части, были выдвинуты до предела; их массивные узлы и тонкие сегменты придавали устройствам сходство с мандибулами насекомых.
На всем корпусе были сняты панели вспомогательных люков, давая возможность увидеть ряды сферических топливных резервуаров, блестящие детали механических приводов, приборы системы жизнеобеспечения и электронное оборудование. Шеннон Кершоу и Сюзан Ниберг в темно-синих комбинезонах, уже отмеченных пятнами смазки, парили у одного из люков. Ниберг водила портативным сканером вдоль трубы, а Шеннон что-то уточняла в своем модуле.
Я уцепился за металлический поручень на корпусе «Дорньер» в паре метров от них.
– Как дела?
– Тяжкая работенка, – ответила Шеннон. Она подняла голову и равнодушно улыбнулась. – Если вы не направите к нам кого-нибудь в помощь, мы будем возиться не один день, чтобы раскопать все золото. У нас нет опыта в разборке
