Здесь было все для автономной жизни, что только можно себе вообразить: трехъярусный чертог — покои? — включал в себя, кроме личных и гостевых апартаментов наверху, кухни, роскошной бело-золотой столовой-триклиния, переговорных, кабинета и огромного круглого храма-гостиной, еще и медблок на втором этаже, сейчас запертый длинный тир, соответствующий олимпийским стандартам, а также многочисленные помещения непонятного назначения. Мало того, у этого сектора имелась собственная обзорная палуба, прикрытая, судя по схеме, прозрачным куполом, и уж оттуда можно было пройти на личный адмиральский причал с двумя тяжелыми шаттлами. Электра мельком вспомнила, что когда-то давно, когда еще бывала гостьей на «Светоносном», она даже проходила эту палубу, но они с Люцем в тот момент то ли ссорились, то ли целовались, поэтому в памяти почти ничего не осталось. Целое римское поместье, только на звездолете, а уж управлять людьми Люций мог бы, одолей его мизантропия, месяцами не выходя наружу.
На ходу Электра начала программировать себе завтрак — через полчаса. Через час, поправила она программу, осознав, что на схеме отмечен еще и бассейн. К нему нужно спуститься в нижний ярус. И надо будет позвать к столу Малака, что он сидит у себя один, это неправильно для подростка. И Антония. Будет хороший семейный завтрак, как же хочется немного нормальной жизни и каплю тепла в этом бесконечном ледяном пространстве долга и безнадежности! И Малак увидит, что римляне бывают не только сумасшедшие военные. А если у него есть какие-то вопросы про вхождение в Семью, Антоний сможет ответить лучше многих. Сама она представляла себе процедуру лишь в общих чертах, подробностями никогда не интересовалась — практика в пролской школе в свое время укрепила ее в мыслях, что ни учить, ни отвечать за малознакомых социально чуждых подростков она не готова.
«Чем кормят на завтрак?» — немедленно отозвался в чип жизнелюбивый кузен. Тоже уже не спал, конечно, трудоголик.
«Кухня выдала чего-то. Стандартные пайки».
«Ох, милая кузина! А в бассейн потом пустишь? Я совершенно иссох, трудясь на благо Рима!»
«Уже прознал про бассейн, а! Конечно. А ты закажи пока с планеты красивых книжек для подростков, будь человеком. Я записала то-се, но кристаллы это все ерунда, ему не хватает живых предметов, которые пощупать можно. А я не уверена, что сумею добыть из флотских синтезаторов хоть что-то внешне привлекательное».
«Заметано!»
К бассейну вела удобная лесенка. Мембрана люка с шелестом отошла и внизу под ногами открылось многоколонное гулкое пространство с эхом и плеском. Стены украшены сине-золотой мелкой мозаикой, а по полу и потолку ходили блики, как от солнца. Длинный глубокий лоскут прозрачной воды лежал перед ней, приманивая прохладным плеском.
Она сбросила халат и без разбега прыгнула в воду руками вперед, вынырнула, сделала несколько гребков и даже рассмеялась от неожиданной радости. Вода была такая узнаваемая, ни с чем этот вкус и запах не спутать. Эндине Минор, их собственное марсельское озеро! Если зажмуриться, кажется, что на дне будет песок и водяные улитки, а по берегам ирисы и те мелкие местные цветочки, переживший терраформирование эндемик, чье сложносконструированное латинское имя они в детстве учить отказывались и звали их почему-то звездчаткой. Она снова нырнула, поглубже, уже с открытыми глазами, зачерпнула рукой и вытащила на поверхность какой-то красивый камушек. Ах, Люций! Вот как тебя, оказывается, не интересуют планеты под ногами.
Люций, Люций, сможешь ли ты мне простить, что я отправлю тебя, одного, практически без защиты, не просто на планету — в совсем чужое, неведомое пространство, на милость твоего невольного гостя. Ты поверил этому инопланетнику, ты, не я. «Если бы я был рядом со своими деревьями, я бы исцелил Люция Аурелия». Вот пусть и отправляется к своим деревьям, пока они там еще существуют, пусть вернет Риму адмирала. Чертов друид. Раз римские технологии на это не способны, она согласна и на рощи, и на траволечение, и на черта в ступе.
«Я не сошла с ума, — подумала Электра, переворачиваясь на спину. — Я не обезумела. Просто использую все доступные ресурсы».
Высокий потолок оставался неразличим, терялся за сложно настроенной проекцией подернутого облаками неба. Стены будто расступились, с воды не было видно ни мозаики, ни колонн, зато мерещились песчаные дюны, поросшие мелкой колючкой. Она прикрыла глаза, прислушиваясь к шелесту прибрежных камышей, плеску мелкой волны в берег, стрекотанию кузнечика. Кажется, в кустах щелкала клювом лысуха. По неразличимому в голубом сиянии своду плавно проскользила тень чайки. Сердце разрывалось и все никак не могло разорваться.
Вылезая, Электра подумала, что пустить Антония сюда не может совершенно, никак. Это было только их с Люцем, может быть, даже только Люцево. Хотя нет, конечно же, она тоже была здесь, чувствовала, что вписана в пейзаж, узнавала себя в запахе чабреца и шиповника, в траекториях полета птиц, в переливах солнечной каустики на дне бассейна. Настройки амбьянс-проектора в этом месте были лучшим любовным письмом, которое она получала, лучше любого признания. Сколько же времени он это все программировал. И почему никогда не говорил ей вслух ничего подобного, не вспоминал их детство, юность, не признавал, что их общее прошлое никуда не делось и имеет хоть какую-то ценность? Как будто своим отказом на заре взрослой жизни она перечеркнула их юношеский роман, детство кануло в Лету и она навсегда виновата в этом.
Она отжала мокрые волосы, с чипа включила осушалку — волосы в гидромагнитном поле на секундочку встали вокруг головы, как змеи Медузы горгоны, и сразу сделались сухие, а капли воды разлетелись шариками — бегом взбежала по узкой лестнице обратно на второй ярус, пустой и полутемный. Вернулась в спальню, мельком взглянула на свежий мундир и предпочла ему мягкую серую полуспортивную одежду. Кто перед завтраком наденет белое, тот обречет себя на скорое переодевание. К тому же флот у нее вот-вот заберут, не стоит и привыкать.
Голод после плаванья был сильный и она поспешила присоединиться к своим гостям. Маленькая личная кухня-столовая уже выдала все, что Электра успела заказать — кофе, воду и три разогретых запаянных прямоугольника размером с ладонь, предположительно, пайка. Антоний с восхищенным ужасом осматривал ее добычу, Малак, внезапно снова причесанный и аккуратно одетый, подозрительно принюхивался к кофе. Он даже не пытался больше изображать римлянина и заявился в черной хлопковой абе и мешковатых штанах, спасибо, что не босой.
— Малак, давай приготовим этой несчастной женщине нормальной еды, — взмолился Антоний. Он со своей стороны явно решил отрицать все военное — пожалуйста, какая то легкомысленная винного цвета рубашка с коротким рукавом и светлые штаны. На курорт прилетел, не иначе. — А то нам на самом деле придется есть пайки, этого уж я не вынесу.
— У адмирала Аурелия тут есть холодильная камера со всяким, — проинформировал Малак. — Наверное, он был бы не против. А там вон винный шкаф.
— Да чем вам не угодили пайки? — Электра вскрыла свою пачку, с удовольствием понюхала. — Прекрасный сбалансированный корм! Еще и с соусом каким-то.
Она облизнула палец, сперва сунув его внутрь пайка. Антоний трагически закатил глаза. Малак увлеченно потрошил холодильник.
— Вкусно!
— Даже странно, что ты не делаешь карьеру на Форпосте, сестрица! Что за легионерские замашки. Неудивительно, что они тебе в рот смотрят. — В глазах его, цвета крепкого чая, почуялась настоящая живая теплота, не только выученная светская обходительность. — Малак, тащи на стол тарелки, я вижу в шкафу прекрасный фарфор и хрусталь, а то еще немного и домина Электра заставит нас есть лицом из коробок.
Электра сделала вид, что смутилась и отставила коробку, воровато сунув в рот кусок пайка.
— Вот он, семейный террор! Знаменитое коварство Флавиев.
Малак пожал плечами, пробубнил под нос «а что, почему нельзя из коробок, у нас вообще руками едят» и пошел помогать с тарелками. Электра пала на стул, вытянула ноги и с удовольствием смотрела, как они хлопочут. Если немного обмануть себя, можно представить, что это тихое семейное утро где-нибудь в Апеннинах, а за окном настоящий утренний свет. Резные дубовые стулья, стол под белой скатертью, тонкая позолота на тарелках и хрустале, слышно чириканье и стрекот, потому что отворено окно в сад…
