— А, старина Пауль! — расплылся в широкой улыбке хозяин. — Как он там? Все жонглирует стаканами на пощади Бур-де-Фур?
— Затрудняюсь сказать, на какой именно площади, — со всей возможной любезностью улыбнулась в ответ Эмма. — Но стаканами он и правда жонглирует виртуозно.
— В прошлом году занял второе место на профессиональном конкурсе! — похвастался достижением приятеля хозяин. — Он вам, конечно, рассказывал?
— Увы, — покачала головой Маклеуд.
— Скромняга! — рассмеялся месье Корбюзье. — Друзья Пауля Ходлера — мои друзья! Итак, чем могу быть вам полезен?
— Нам нужно спуститься на дно озера, — без обиняков сообщила Эмма. — Женевского озера.
— Ну, понятно, что не Невштательского! На дно — это можно. Именно этим мы здесь и занимаемся. Вас интересует какое-то определенное место или устроит наш стандартный тур?
— Определенное место, — кивнула девушка. — Месье Ходлер сказал, что у вас имеется подводная лодка?
— Подводная лодка? — переспросил хозяин. — Не совсем. Мой «Нау» — не подводная лодка, а батискаф. В чем разница знаете?
— Ну…
— Основная часть батискафа — заполненный бензином поплавок, — принялся объяснять месье Корбюзье. — Гондола у них обычно небольшая, по крайней мере, по сравнению с поплавком, круглая, вроде батисферы…
— Замечательно! — поспешно кивнула Маклеуд, воспользовавшись первой же паузой. — Главное: в этом вашем батискафе можно спуститься на дно озера?
— Ну, разумеется!
— Прекрасно! А… Скажем… Поднять со дна кое-что? Некий предмет?
— Зависит от размеров предмета. У «Нау» есть пара манипуляторов. Как-то мне удалось поднять со дна обломок стальной трубы длиной метра два…
— Отлично! — снова кивнула девушка. — Когда мы можем отправляться? Прямо сейчас — возможно?
— Погодите, мадмуазель Эмма! — всплеснул руками хозяин. — Не так быстро! Необходимо проверить оборудование, заправить базовый катер, вызвать матроса, наконец… Завтра к полудню — самое раннее!
— Завтра? А сегодня — никак? — нахмурилась Маклеуд.
— Глубоководные погружения не терпят спешки, — покачал головой месье Корбюзье. — Все должно быть тщательно подготовлено. Опять же, наши правила требуют сдачу перед погружением медицинских тестов. Поверка артериального давления и тому подобные вещи. Это обязательно. А наш доктор будет только утром. Кстати, кто из вас двоих будет погружаться?
— Оба.
— Оба? Если только по очереди. «Нау» — двухместный аппарат, так что на борт можно взять лишь одного пассажира.
— В таком случае, иду я, — заявила Эмма прежде, чем Иван успел встрять в разговор.
— Хорошо. Если хотите, можете не возвращаться сегодня в Женеву — у нас тут есть гостевой домик, цены для клиентов вполне умеренные. Кстати, вот наш прайс-лист, — месье Корбюзье взял с полки тонкую папочку и протянул ее девушке. — Обычно мы берем предоплату, но для друзей Пауля Ходлера я охотно сделаю исключение.
— О, благодарю вас, месье Кор…
— Жак. Зовите меня просто Жак, мадмуазель Эмма.
— Благодарю вас, месье Жак!
— Рад услужить, мадмуазель Эмма!
Бывает, что сон настолько неотличим от реальности, что даже после пробуждения не сразу понимаешь, во сне привиделось, или в самом деле произошло. Бывает наоборот, наяву жизнь такой сюрпризец подкинет, что невольно задумаешься: а не спишь ли? Но бывает и так: спишь, видишь сон, но при этом прекрасно осознаешь, что все это не взаправду, всего лишь сновидение, что в любой момент можно проснуться — и оно тут же уйдет.
Именно такой сон и видел Голицын. Снилось ему, что в комнату гостевого домика, где они с Эммой остановились на ночлег, явился схарг. Точно такой же, как тот, что устроил взрыв у консульства в Женеве, хотя и не тот же самый, другой. Вошел не то в дверь, не то прямо сквозь дверь просочился (та была закрыта изнутри на щеколду), подплыл к мирно спящей Маклеуд, повисел возле нее с полминуты, словно размышляя о чем-то своем, схарговом, потом переместился к Ивану.
— Встань! — приказал.
Не вслух, вообще не словами, но все было понятно. Сон же.
Вставать совершенно не хотелось: и пары часов не прошло, как легли, а надо бы как следует отдохнуть перед завтрашней экспедицией, но с другой стороны: это же все равно сон! Голицын поднялся.
— Бластер! — распорядился схарг.
В ладонь Ивану нырнула рукоять «Шилка».
— В плазменный режим!
Пожав плечами, Голицын сдвинул переключатель в указанное положение.
— А теперь стреляй! В себя!
— Что за бред? — даже несмотря на то, что это был всего лишь сон, стрелять в себя Ивану претило.
— Стреляй! — настаивал схарг.
— Зачем?
— Так надо.
— Надо? Кому?
— Просто надо!
— Не буду! — Голицын попытался отвести от лица ствол бластера (и когда это он только успел направить его себе в лоб?!), но рука не подчинилась. Сон есть сон.
— Стреляй! — придвинувшись к курсанту почти вплотную, потребовал Враг. Голову Ивана словно сдавило в стальных тисках, в комнате внезапно стало очень холодно, рука Голицына, сжимавшая оружие, задрожала, и указательный палец начал медленно сгибаться.
— Нет! — неимоверным усилием Иван отвел палец от спускового крючка — и проснулся.
В лицо ему хищно смотрело черное дуло «Шилка».
— Ваня! — Эмма сидела на своей кровати, вжавшись спиной в шершавую стену. — Ваня, очнись!
«Стреляй же!»
Голицын медленно повернул голову в сторону — нет, не голоса, источника приказа. Рядом с ним стоял схарг.
Голову снова сдавило — сразу со всех сторон, в мозг разом вонзился миллион отравленных игл, и каждая вопияла: «Стреляй! Стреляй!».
— Ну, уж нет!
Пресловутые иглы фонтаном брызнули во все стороны, открывая разуму Ивана широкий коридор, в глубине которого пламенем свечи на ветру трепетал от ужаса растерянный (да, именно что растерянный!) схарг. Мгновение — и Враг настигнут. Голицын, словно закованный в броню рыцарь в толпу легкой крестьянской пехоты, неуязвимый для их деревянных копий и коротких мечей, на полном скаку ворвался в сознание схарга, без особых усилий круша наскоро воздвигаемые засеки и редуты. Еще миг — и Враг полностью открыт, беспомощен, ничтожен…
— Ваня!
Иван не мог не обернуться на оклик, и в тот же момент его контакт с чужим сознанием ослаб. Воспользовавшись представленным шансом, Враг огненной молнией метнулся к двери. Голицын повернулся, пытаясь восстановить утраченный контроль, но незваного ночного гостя в комнате уже не было.
