— Понятно. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать о том, что с вами произошло?
Корделия вкратце пересказала события, начиная с момента нуль-перехода от Колонии Бета и вплоть до убийства Форратьера, но оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, проговорив неопределенно:
— Потом я пару дней пряталась по закоулкам корабля, но в конце концов меня поймали и снова заперли на гауптвахте.
— Ясно. Стало быть, вы не помните, как вас пытал и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как вы убили его.
— Меня не пытали. И я его не убивала. По-моему, я довольно ясно это объяснила.
Доктор печально покачала головой.
— Мне сообщили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что с вами тогда происходило?
— Да, конечно.
— Можете рассказать об этом?
— Нет, — уперлась Корделия. Для эскобарцев тайное политическое убийство принца ничего не значит — едва ли они могут ненавидеть барраярцев сильнее, чем ненавидят сейчас. Но даже простой намек об этом способен разрушить хрупкий гражданский мир Барраяре. Беспорядки, армейские мятежи, свержение императора — и это будут еще цветочки в сравнении с тем, что может случиться дальше. Если на Барраяре разразится гражданская война, разве Форкосиган не может погибнуть в ней? «Господи, пожалуйста, — устало думала Корделия, — не надо больше смертей…»
Спрейг выглядела чрезвычайно заинтересованной. Корделия почувствовала себя загнанной в ловушку и попыталась загладить свою оплошность.
— Один из моих офицеров погиб во время бетанской экспедиции на эту планету… надеюсь, вы знаете об этом? — Врач кивнула. — По моей просьбе было изготовлено надгробие на его могилу. Вот и все.
— Я понимаю, — вздохнула Спрейг. — У нас тут был еще один случай вроде вашего. Девушка тоже была изнасилована Форратьером, или кем-то из его людей, а барраярские медики подчистили ей память. Полагаю, они пытались уберечь его репутацию.
— О, кажется, я встречалась с ней на флагмане. И еще она была в моей палатке, правильно?
Спрейг сделала неопределенный жест в знак того, что это профессиональная тайна, однако удивление, мелькнувшее ее в глазах, подтвердило догадку Корделии.
— Вы правы насчет нее, — продолжала Корделия. — И я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера вы тоже заблуждаетесь. Единственная причина, по которой разошлась эта дурацкая история обо мне, кроется в том, что в глазах большинства быть убитым слабой женщиной еще позорнее, чем собственным солдатом.
— Одних только физических доказательств, полученных при медосмотре, достаточно, чтобы усомниться в этом, — сказала Спрейг.
— Какие еще доказательства? — оторопела Корделия.
— Доказательства пыток, — ответила врач с мрачным, даже несколько разгневанным видом. Корделия сообразила, что этот гнев направлен не на нее.
— Что? Меня не пытали!
— Пытали. И подтерли вам память — блестящая работа. Какая гнусность… Но они не смогли скрыть следов физических повреждений. Вам известно, что у вас была сломана рука, переломано два ребра, что у вас многочисленные синяки на шее, ушибы на голове, на руках — вообще на всем теле? А биохимический анализ свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина… мне продолжать?
— Ах, — сказала Корделия. — Это.
— «Ах, это»? — повторила доктор, вскинув бровь.
— Это я могу объяснить, — поспешно заверила ее Корделия. Она коротко рассмеялась. — В некотором смысле вина за это лежит на вас, эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на флагмане. Корабль был подбит — и все в нем встряхнуло, как камушки в банке, включая и меня. Вот откуда у меня переломы и все остальное.
Доктор сделала пометку в блокноте.
— Очень хорошо. Действительно превосходная работа. Искусная. Но недостаточно искусная — переломы у вас были в разное время.
— Ох, — сказала Корделия. Как же объяснить историю с Ботари, не упоминая каюту Форкосигана? «Один мой друг пытался меня задушить…»
— Мне бы хотелось, чтобы вы подумали о возможности медикаментозной терапии, — осторожно проговорила доктор Спрейг. — Барраярцы проделали с вами огромную работу по сокрытию — даже более капитальную, чем с другой девушкой, а для нее понадобилось чрезвычайно глубокое прощупывание. Думаю, в вашем случае это еще более необходимо. Но нам нужно ваше добровольное сотрудничество.
— Слава Богу.
Корделия откинулась на койку и накрыла лицо подушкой, размышляя о медикаментозной терапии. От подобных мыслей у нее леденела кровь. Интересно, думала она, сколько времени можно вытерпеть, подвергаясь глубинному поиску несуществующих воспоминаний, прежде чем начнешь выдумывать их в соответствии с требованиями? Или еще хуже: первое же прощупывание извлечет на свет божий то, что занимает все ее мысли — ее затаенную боль, душевные раны Форкосигана… Она вздохнула, сняла с лица подушку, прижала ее к груди и открыла глаза. Над ней с озабоченным видом стояла доктор Спрейг.
— Вы все еще здесь?
— Я всегда буду здесь, Корделия.
— Этого… этого я и боялась.
После этого Спрейг больше ничего не смогла из нее вытянуть. Теперь Корделия не давала себе заснуть, опасаясь, что может заговорить или быть допрошена во сне. Она лишь позволяла себе ненадолго вздремнуть, вскакивая от любого шороха — например, когда ее соседка выходила ночью в туалет. Корделия не испытывала восхищения по поводу тайных целей Эзара Форбарры, но они, по крайней мере, были уже достигнуты. Мысль о том, что все принесенные жертвы могут оказаться бессмысленными, преследовала ее. Она приняла твердое решение не допустить, чтобы из-за нее стала напрасной гибель всех солдат Форкосигана — да, даже Форратьера и коменданта лагеря.
К моменту прибытия на Эскобар Корделия была куда более измотана и издергана, чем в начале полета; она буквально балансировала на грани нервного срыва, мучилась головной болью, бессонницей, непонятной дрожью в левой руке и легким заиканием.
Перелет от Эскобара до Колонии Бета прошел гораздо легче. Он занял всего четыре дня, поскольку Корделия летела на скоростном курьерском корабле — к ее глубочайшему изумлению, присланном специально за ней. Она посмотрела новости по головиду в своей каюте. Корделия смертельно устала от войны, но, случайно наткнувшись на упоминание о Форкосигане, она не устояла и решила узнать, каково общественное мнение насчет его роли в конфликте.
Она с ужасом обнаружила, что его сотрудничество со следователями Межзвездной судебной комиссии привело к тому, что бетанская и эскобарская пресса в один голос обвинили его в плохом обращении с пленными, словно он отвечал за это с самого начала. Заодно припомнили и старую ложь о Комарре. Корделию взбесила несправедливость всего этого, и она с отвращением бросила смотреть новости.
