Не давая мне опомниться, Тылтынь осведомился:
— Как ваше самочувствие?
— Спасибо, неплохо… товарищ контр-адмирал запаса.
— Врачи говорят, вы уже можете самостоятельно передвигаться?
— Так точно… товарищ контр-адмирал запаса.
— Отлично. Одевайтесь, гвардии лейтенант. Вы пойдете с нами.
Мужик в несуразной форме, которого я принял за палача, подал мне сверток, предупредительно раскрыв его.
Там лежал новенький комплект обмундирования. И погоны лейтенанта! А еще — коробочки для медалей и тоненькая брошюра.
Обложка брошюры была выполнена из благородного натурального картона. Надпись под тисненым российским орлом гласила: «Гвардейская памятка».
— Я готов идти куда угодно, но, господин… товарищ контр-адмирал запаса, пожалуйста, объясните мне, что происходит! — взмолился я. — Или хотя бы: кого вы представляете?
— Хорошо. Но вы все равно не лежите лежнем, дружок! Хватит тут прохлаждаться, отечество в опасности! Вставайте, одевайтесь, времени у нас в обрез… Если вы нас стесняетесь, так мы отвернемся…
Пока я менял больничную пижаму на благоухающие фабричным красителем брюки, рубаху и китель военфлотского пилота, Тылтынь сообщал мне новости.
Да какие! С каждым новым словом во мне крепло желание обнять этого замечательного человека. Думаю, окажись на моем месте эмоциональный итальянец — и Святополк Даромирович был бы зацелован до полусмерти.
— Девять суток назад между Объединенными Нациями и Конкордией было достигнуто соглашение об обмене военнопленными при посредничестве самоопределяющейся территории Большой Муром. Я возглавляю ВКПЛ, Временную Комиссию по Перемещенным Лицам. Моя задача — принять по спискам договорную группу военнопленных и сопровождать ее до Большого Мурома, где состоится официальная процедура обмена. Кстати, я нахожусь здесь уже пятые стандартные сутки. Договорная группа давно укомплектована и доставлена сюда, в отдельную казарму. А вот относительно вас, голубчик, комендатура планеты выдала справку: 23 февраля лейтенант Пушкин совершил побег и отнесен к категории пропавших без вести. Я требовал объяснений, ругался с комендантом планеты и начальством лагеря, говорил, что без вас или по крайней мере без ваших останков не дам разрешения на отправку группы! Но позавчера я получил жесткую директиву Совета Обороны: отправляться на Большой Муром немедленно! Посредники, состоящие при аналогичной группе конкордианских военнопленных, в бешенстве. Ждать нельзя… И мы бы улетели без вас, что поделаешь! Вдруг на вертолете доставляют какого-то неопознанного субъекта. Можете себе представить!.. Мне немалых трудов стоило отложить вылет до того момента, когда вы станете транспортабельны. А конкордианцы под предлогом заботы о вашем здоровье не подпускали нас к вам и на пушечный выстрел. Допрашивали небось?
— Так точно.
— Мне, признаться, тоже небезынтересно, где вы все это время пропадали… Думаю, вами теперь крепко займутся, путешественник вы наш…
В голосе Тылтыня не было и тени угрозы, скорее — сладкое предвкушение сверхценной информации, которую я предоставлю в распоряжение нашей разведки.
— Да, я за всеми этими хлопотами совсем забыл об одной важной вещи! — спохватился адмирал.
Не спрашивая у меня разрешения, Тылтынь обернулся. Впрочем, я уже полностью переоделся и сиял в новой форме, как юбилейный золотой пятак.
— Вы, товарищ гвардии лейтенант, наверное уже догадались, что в вашей жизни произошло некоторое значительное событие… Сюрприза не получилось. Но процедура есть процедура… Гвардии лейтенант Пушкин!
— Я!
— Приказом Совета Обороны № 39 от 16 февраля 2622 года за успешное проведение операции в системе Львиного Зева, приведшей к освобождению ценных гражданских кадров и уничтожению новейшего неприятельского авианосца «Атур-Гушнасп», авианосцу «Три Святителя» и 19-му ОАКР присвоено почетное звание гвардейских. В соответствии с традициями 19-е авиакрыло переименовано во 2-е гвардейское. Поздравляю вас с вступлением в ряды гвардии, товарищ Пушкин.
— Служу России!
— Также вам досрочно присвоено очередное воинское звание лейтенант.
— Служу России!
— Вольно. А теперь идемте. С этим хозяйством, — адмирал указал на «Памятку гвардейца» и коробочки, — разберетесь на борту транспорта. И чтобы на Большом Муроме были при всех регалиях, как положено!
«Какие уж там регалии… — подумал я. — Значок гвардейский это, конечно, здорово. А что еще? Памятная медаль «За Наотар» и бронзовый значок «10 боевых вылетов». Если бы мне «За отвагу» выписали, адмирал ее наверняка привез бы и вручил вместе с остальным. Вот Самохвальскому за «Балх» точно орден дали. Не могли не дать! А мне за что давать? За курицу?»
Ближайшие часы, как и положено, прошли сумбурно.
Быстрая пробежка по коридорам госпиталя вслед за бодрым Тылтынем и его безмолвным спутником с белой повязкой на рукаве.
«Что? Вопросы? Потом, лейтенант, потом…»
Два клонских автоматчика. Фургон без окон — в таком точно меня везли с космодрома в лагерь.
Короткий переезд. Двери фургона открываются в глухую галерею без окон, приводящую к лацпорту транспортного корабля.
Все устроено так, чтобы Тылтынь и другие члены Временной Комиссии ничего на Глаголе не увидели — даже неба.
«Но мы-то видели, — злорадно подумал я. — Мы видели».
Из этой мысли логичным образом вытекала следующая.
«Тем более странно, что клоны согласились пойти на обмен военнопленными! С одной стороны, откуда в наших руках взялось столько пленных клонских пехлеванов? А с другой — что же это должны быть за пехлеваны? Золотые пехлеваны! Платиновые! Осмиевые! Лактанциевые! Да такого элемента в таблице Менделеева просто нет! Это не пехлеваны должны быть, а сверхчеловеки, чтобы Конкордия, выигрывающая войну, была заинтересована заполучить их обратно еще до окончания военных действий! Причем выдать в процессе обмена именно тех офицеров, которые, как назло, прожили больше месяца на секретной планете! Ведь, когда они вернутся домой, Глагол сделается для разведки Объединенных Наций секретом Полишинеля!»
В моих рассуждениях не содержалось ошибки. Но они базировались на неполных данных. Я позорно упустил из виду один общеизвестный факт: в Великой Конкордии пехлеваны занимают, конечно, привилегированное положение, и все-таки высшей кастой являются не они.
На борту конкордианского звездолета, который должен был доставить нас на Большой Муром, мы с Тылтынем временно распрощались. Он отправился к капитану сообщить о том, что гвардии лейтенант Пушкин доставлен на борт и Временная Комиссия дает «добро» на взлет. А я отправился туда, где теперь проживали освобожденные офицеры из лагеря нравственного просвещения.
