– А кто это, в красной машине?
– Аль Драконе. С ним так все время.
– И его не могут поймать?
– А кому он нужен?
Судя по рьяности полицейских, Аль Драконе был им очень нужен.
– Сейчас хлопнет пяток копов, – сказал таксист. – И опять его оправдают.
– Почему оправдают?
– А его всегда оправдывают.
– Ну и жизнь у вас здесь!
– Да бросьте, нормальная жизнь. Тихая. Я то в Караван-сити родился. Вот там действительно дела творятся.
– Хуже чем здесь?
– Мистер. Я же сказал – здесь тихая заводь… Вот ваш отель.
– Сдачи не надо, – с кавказской широтой махнул рукой Лаврушин и сунул негру еще одну – уже третью, стодолларовую банкноту.
– Как скажете, мистер.
Отель «Ползучая Звезда» был двадцатипятиэтажный, старый, кряжистый, как глубоко вросший корнями в землю мощный дуб. Это было хорошее заведение, и, если верить обещаниям, тихое.
Коридорный в красном форменном костюме подскочил к машине и распахнул дверцу. В этот момент, разбивая стеклянную дверь, из холла на улицу вылетел хорошо одетый курчавый низенький господин со здоровенным горбатым шнобелем, встал, отряхнулся. Двое дюжих швейцаров тоже отряхнули руки.
– А, – только и сказал Лаврушин.
– Не обращайте внимания, мистер, – широко улыбнулся коридорный. – Стекло сейчас вставят. Багаж?
– Нет багажа.
Бой подозрительно посмотрел на друзей, мертвой хваткой вцепившихся в свои кожаные сумки. Но Лаврушин уже проходил через разбитую дверь в старомодный холл, заставленный тяжелой мебелью.
Администратор с легкомысленными усиками на тонком лице и с набриолиненными в стиле двадцатых годов волосами потребовал деньги вперед, посмотрев на не внушающий доверия вид друзей. Увидев доллары и, решив, что они не фальшивые, протянул карточку для заполнения и попросил водительские права или любой другой документ, удостоверяющий личность. Таким документом послужила свернутая стодолларовая купюра.
* * *
– Нигде спокойнее места, чем «Ползучая звезда» не сыскать, господа, – сообщил коридорный, провожавший друзей в номер.
Отделанный ценными породами дерева лифт неторопливо поднимался вверх, на табло менялись номера этажей.
– Правда на девятом этаже обосновалась наркомафия, меняют деньги на порошок, – продолжил коридорный. – Но стреляют нечасто. Последний раз две недели назад. Иногда ниндзя пошалят, но они тихие, любят, чтобы от людей подальше. А маньяка с одиннадцатого, убивавшего курящих женщин, уже два дня как убили. Еще иногда заглядывает сумасшедший, душащий голубых. Вы ведь не голубые?
– Конечно, нет!
– Это хорошо. А то бы он мог к вам заглянуть… КГБ с ЦРУ воевало, ресторан взорвали, но это когда было – уже две недели прошло. И профессора-маньяка с его погаными икс-лучами выселили. Жалобы были. А чаевые он хорошие давал, – глаза «боя» стали просительно-требовательные, и Лаврушин не нашел ничего лучше, как протянуть ему стодолларовую купюру. Тот слегка обалдел от такой щедрости, но виду не подал. Он убедился, что эти гости – сумасшедшие.
Номер был с двумя спальнями, гостиной, телевизором, баром, огромной ванной. И обошелся каких-то девятьсот долларов в сутки. Лаврушин не воспринимал бумажки, лежавшие в сумке, как деньги. Для денег их было слишком много.
– Девочки, мальчики? Не желаете? – напоследок осведомился бой.
– Не желаем.
– И правильно, – кивнул коридорный и удалился.
Друзья тщательнее осмотрели номер. Мебель была не просто старомодная, а старая, с шиком скрипучая, обитая красным, вытертым бархатом, золоченого дерева. Портьеры тяжелыми складками спадали сверху.
Две сумки с несчетными деньгами устроились в большом сейфе в углу гостиной.
– Ляпота, – отметил Лаврушин.
– Сойдет. Что делать будем?
– Жить будем. И ждать, пока на меня музыкальное вдохновение найдет.
– А оно найдет?
– Найдет. Деньги есть… Сейчас передохнем. И в ресторан. Погуляем, как буржуи, – Лаврушин плюхнулся на маленький плюшевый диванчик в гостиной и прикрыл глаза.
Он и не заметил, как провалился в сон. Сон был тревожный и чуткий. Сначала. Но постепенно он засасывал все глубже.
Лаврушин проснулся неожиданно резко.
В комнате было тихо. Безлюдно.
– Степан, – позвал он.
Никакого ответа.
Что-то тревожно изменилось в мире. Появилась некая хрустальная четкость. Улица гудела внизу, но как-то отстранилась. Будто она была уже не важна. Самое главное происходило здесь, в этом номере.
В ванной шуршала вода.
– Плескается, – кивнул Лаврушин.
Но беспокойство не проходило. Он поднялся с диванчика. Потянулся. Голова была ясная. Не осталась и следа от усталости.
– Степан, – снова позвал Лаврушин.
Он пошел к ванной. Положил ладонь на ручку.
– Ты там?
Молчание. Но кто-то там плескался.
Лаврушин нажал на дверь. Шагнул в наполненную липким паром ванную.
Под душем стояла девушка. Обнаженная. Прекрасная. Вода ласкала ее изумительные бедра, струилась по ее полноватой, будто распухшей от переполнявшего желания груди. В незнакомке было что-то такое, что моментально поднимает давление… и все остальное.
– Простите, – произнес Лаврушин, делая шаг назад.
– Ах, дорогой, я так ждала тебя, – девушка шагнула ему навстречу.
Лаврушин застыл, не в силах пошевелиться.
– Ты так прекрасен.
Она провела ладонью по его груди, потеребила рубаху. Каждое ее движение отдавалось сладкой истомой.
– Я тебя люблю, – она прижалась к нему влажным, в искрящихся каплях на упругой белой коже телом. Руки ее обвили его шею.
– Я тебя обожаю, – зашептала она.
А руки стискивались на шее все крепче.
Лаврушин отпрянул.
– Ну что же ты, приди ко мне, любимый.
Лицо ее начало меняться, черты заострялись и становились отвратительными. Груди опадали мерзкими серыми складками.
Лаврушин прижался к кафелю, попытался оттолкнуть женщину.
– Нет!
– Да, дорогой.
Она взмахнула рукой, и грудь Лаврушина обожгло. Рубашка порвалась. Под ней выступила кровь.
– Да, – шептала она жарко, А лицо все морщилось. Женщина, или кем она теперь являлась, злорадно осклабилось.
Скрюченная рука потянулась к горлу жертвы.
– А-а! – заорал Лаврушин…
– Э, проснись, – кто-то с такими словами теребил его за плечо.
Лаврушин приподнялся, встряхнул головой.
– Что это было?
– Ты заснул, – сказал Степан. – А во сне начал кричать.
– Приснилось, – Лаврушин потрогал пальцами виски. – Точно, приснилось.
Голова была ясная, свежая.
– А чего приснилось?
– Какая-то голая девка пыталась меня придушить.
Лаврушин потрогал грудь.
