Понимая все это Оддрун молча и покорно шагала по изуродованной мостовой, по выщербленному полу руин, по покрывавшей их каменной крошке. Она промолчала даже когда прихвостень Учителя (тот, с хриплым голосом) словно угадал мысли ведьмы и издевки ради обратился с вопросом:
— Что, колдунья, пешком-то, небось, путешествовать потруднее будет, чем на метле?
Ответа не последовало: ведьма просто отвернулась от Хриплого, спокойно проглотив его глупую шутку. Человек же почти сразу потерял к ней интерес; молча продолжил путь, не забывая посматривать по сторонам.
Собственно, смотреть до поры до времени было не на что: Гнат свое дело знал крепко и нарочно вел своих подопечных наименее опасным из всех маршрутов. Ни наличие оружия, ни даже могучие чары ведьмы-союзницы еще не давали повода лезть напролом, презрев опасность и чувствуя себя бессмертным. Как ни крути, а любая драка есть трата силы, а силу надлежало беречь. Беречь для неприятностей будущих — рядом с которыми мелкие уличные стычки казались возней в песочнице. И которые, что важно, были гарантированы пятерке путников; причем, гарантированы надежнее, чем вклад в швейцарском банке. Гарантированы самим пунктом назначения в их пути.
В реальности все оказалось даже хуже, чем предполагал Следопыт. Неприятности начались задолго до промзоны, и воплотилась они не в чудовищах кошмарного облика, а в самых обыкновенных людях. Вернее, не совсем обыкновенных: обыкновенные не разгуливали по улицам Маренбрика с карабинами наперевес.
Во всем остальном эти трое вроде бы не отличались от людей — имея на каждого по одной голове, по две руки и ноги. Детали были скрыты от посторонних глаз бесформенными резиновыми комбинезонами, противогазами, а также сапогами и перчатками. Из-за такого одеяния трое незнакомцев были похожи на космонавтов… а может даже и на инопланетных захватчиков-гуманоидов. Агрессивную «военную» аллюзию усиливала также одинаковость одежды и вооружения — рождавшая мысли об униформе.
— Твою мать! Вот и Гильдия пожаловала, — вполголоса пробормотал Следопыт.
После чего обратился к троице с карабинами — подчеркнуто вежливо и в то же время сухо:
— От имени Форта приветствую бойцов охраны Гильдии. Спешу уведомить вас, что мы не нарушаем границу ваших владений, не намереваемся делать это в течение всего нашего похода и вообще не планируем сколь либо затрагивать интересы Гильдии.
— Насчет нарушения границы — это да, охотно верим, — ответил один из боевиков Гильдии; сквозь противогаз его голос звучал неестественно и без эмоций — так, как будто говорил не человек, а робот, — но вот по поводу интересов… здесь ты ошибаешься.
— А в чем, собственно, дело? — не понял Гнат, — если вы о цели нашего похода, то…
— О цели вашего похода мы знаем и так, — отрезал охранник Гильдии, — равно как и про так называемого Избранного. И именно эти два момента Гильдия рассматривает как покушение на свои интересы.
Сделав короткую паузу, не без удовольствия посмотрев на обескураженного Следопыта и на его едва ли более жизнерадостных спутников, человек в противогазе снизошел до объяснений:
— Видите ли, люди Форта… пророчество о приходе Избранного толкуют по-разному, порой даже с взаимными исключениями — и все-таки в одном, очень важном моменте последователи Безумного Проповедника сходятся. Приход Избранного и исполнение им своей миссии по любому из толкований должны привести к переменам… к большим переменам в нашем общем городе. Проще говоря, к нарушению сложившегося порядка вещей. Это вам ясно?
— Куда уж яснее, — огрызнулся на это Брыкин, — за бизнес свой переживаете…
— Скрывать нечего: все именно так, — охотно согласился с ним человек из Гильдии, — соль в том, что наше положение сегодня вполне устраивает нас. Соответственно, перемены, о которых вещал тот горе-пророк, вероятнее всего для нас будут переменами к худшему, а не к лучшему. Чего Гильдии ну очень не хотелось бы… равно как и возможного усиления ближайших приспешников Избранного.
«Ну, все понятно, — с досадой подумал на этот счет Хриплый, — все, как обычно — и в любом мире. Борьба за место под солнцем, конкуренция… и тепленькое местечко, обладатель которого им обязательно дорожит. Ничего удивительного».
Впрочем, удивляло Брыкина другое: тот факт, что даже в городе, лежащем в руинах, кто-то умудрился прижиться. Сумел, приспособиться и устроиться столь вольготно, чтобы быть довольным своим житьем.
С другой стороны, не таков ли был сам Гога Хриплый? И ему подобные — миллионы людей, коим довелось расти, выживать и устраивать свои дела далеко не среди райских кущ. И ведь неплохо устроились-то в итоге — когда поняли и приняли правила таких игр, как «жизнь» и «бизнес по-русски». Поняли и научились их успешно использовать.
К слову сказать, в прежние времена, еще не будучи пленником артефакта Создателей, склонности к рефлексии Брыкин не питал. И даже не слишком задумывался над подобными вопросами — некогда было, да и ни к чему; земная жизнь Хриплого требовала от него, прежде всего, действия.
Все изменилось, когда Земля сделалась бесконечно далекой, а сам Брыкин из, казалось бы, самостоятельного и независимого человека превратился в путешественника поневоле. Во что-то сродни щепке, которую несет река. Но если щепка в принципе неспособна ни на какую мыслительную деятельность, то человек в таком положении, даже сам того не желая, станет хоть немного, но философом. Что Брыкин и делал — хотя и виду не показывал. Как, например, на сей раз.
— Но — переходим к делу, — сообщил тем временем один из боевиков Гильдии, — у нас приказ: уничтожить Избранного, и именно за этим мы вас задержали. Выбор у вас невелик: либо вы говорите, кто из вас пятерых является Избранным — и мы его убиваем, а вас отпускаем восвояси. Либо… ничего личного, но нам придется уничтожить вас всех.
Боец Гильдии говорил уверено: так, словно доносил до Гната, Оддрун и землян непреложную истину. Не сомневался он и в исполнимости своих обещаний… как не сомневалась в нем и противная сторона. Ибо, как ни крути, а меч и пара пистолетов — слабоватый аргумент против трех карабинов и, скорее всего, не только их. Да и защищены трое боевиков были получше своих потенциальных противников. А уж в плане боевого опыта… тут хоть чего-то ловить могли разве что Брыкин со Следопытом. И то в лучшем случае.
Первым, кто осознал все эти, моменты — прямо скажем, не внушавшие оптимизма, стал Артур Санаев. И у него же раньше всех не выдержали нервы.
— Она — Избранный! — воскликнул Артур нервно дрожащим голосом и тыча пальцем в сторону Руфи, — она! Все она! Забирайте ее! А нас отпустите, мы пойдем!..