Кончилось все тем, что отец душил мальчика, а мать уже впивалась зубами в шею сына…
— Прекрати! — закричал Сол. — Что ты делаешь?!
— Конечно-конечно, — суетливо согласился Солштрих. — Я не дам им убить друг друга. Они мне еще пригодятся.
Сол отвернулся и снова оказался на своем звездолете.
— Зачем ты делаешь это? Зачем ты вытаскиваешь из них самое худшее?!
— Потому что от добрых чувств не рождаются гениальные идеи. Да, Сол, таков странный закон мироздания. Только поставленные в крайние, опасные для жизни ситуации, мыслящие существа начинают изобретать нечто новое! Именно в этот момент активно работает вся их чувственная система! Ведь я погружал вас в состояние полное счастья! И что? Меня чуть не стошнило от всех этих сюсюканий! Но вот когда к вам приблизилась смерть — тут-то поиски выхода стали просто гениальными. Например, у тебя. Ведь ты именно в этот момент открыл мою тайну! Гениально, Сол!
— Это жестоко, это ужасно, то, что ты придумал.
— Нет, старик, это разумно, — отрубил Солштрих. — Мир несовершенен. Разумные существа слабы и недальновидны. Когда Вселенная станет моей, ты увидишь, как мудро и просто я все устрою.
— Отпусти нас, — устало сказал Сол. — У тебя уже есть пленники…
— Да, но их чувства притупились, Сол. Они очень быстро становятся бесчувственными чурками. Мне нужен свежий материал. А твои спутники… О! Это кладези чувств! Чего стоит девственник Фишка?! Или этот смешной увалень Сайрус с его антимашинной идеей?! Он же фанат, Сол! Он же редкая драгоценность! А Лина?! Я знаю историю ее жизни — сплошные разочарования и обман. А я подарю ей что-то настоящее, погружу в любовь сильно, до дна, до самого предела… А потом — отниму! Ты представляешь, что будет?! Девятый вал, ураган, цунами! Ну и, конечно, Поль. О! Сколько тайных пороков в этой натуре! Кстати, ты знаешь, кто был тот негодяй, что предал тебя?
Соломон сжался. Эта тайна мучила его всю жизнь.
— Правильно, это был Поль «Марьяж», — усмехнулся Солштрих. — Не желаешь ему отомстить?
— Я давно простил его, — почти искренне сказал Сол.
— Жаль. Ты дал бы мне отличные чувства, — не очень расстроился Солштрих. — Впрочем, я не до конца тебе верю.
— А ты тоже не до конца правдив, — заметил Сол.
— В чем же?
— Стоило ли устраивать весь этот спектакль, вытаскивать меня с Луны, уводить от смертей и погонь, чтобы просто поболтать. Как-то не верится.
— Правильно. Я же говорю — ты гений. Дело в том, Соломон Симпсон, что кое-какие чувства есть уже и у меня.
— Правда?! — встрепенулся старик.
— Таки, да. Например, чувство зависти. И мне хочется очень это чувство утешить, старик. Я хочу провести с тобой маленький, такой, знаешь, безобидный турнир. Бой интеллектов. Я хочу и себя поставить в экстремальную ситуацию. Ну, как тебе моя идея?
Соломон задумался только на мгновение.
— Я не стану соперничать с тобой, — сказал он.
— Почему? — удивился Солштрих.
— Потому… — Соломон набрал в грудь побольше воздуха и произнес четко: —… что ты слабый противник.
Космолет вздрогнул. Сидящий в углу Хеопс с визгом бросился под кресло. Тела спящих покачнулись.
— Мне ничего не стоит убить тебя! — заревел Солштрих.
— Убить, да. Но не победить.
— Я!.. Да я!.. Я тебя… — Солштрих превратился из милого дедушки в безобразного, дрожащего ненавистью старика.
— Ты не сможешь победить не только меня. Любой из моих друзей даст тебе фору и выиграет.
— Эти жалкие людишки?!
— Да, вот эти люди победят тебя за милую душу. Таки, да. И чтоб мне никогда не есть мацы. Кстати, терпеть ее не могу.
— Давай! Хоть сейчас! Пожалуйста! — возбужденно вскочил Солштрих. — Ты сам увидишь! Я растопчу!..
— А если нет?
— Об этом не может быть и речи!
— А если нет? — повторил Сол. — Если все-таки хоть кто-нибудь из них тебя победит?
— Нет!
— Ты отпустишь нас?
Солштрих замер. Глаза его сузились. Обнажились желтые зубы.
— Хорошо. Я отпущу вас! Но если вы проиграете… Не обижайся, старик. Ты тоже навсегда останешься у меня.
— А как будем играть?
— Мне все равно! Сами предлагайте условия!
— Договорились. Да, еще, на это время ты обязуешься оставить нас в покое. Никаких миражей. Никаких соблазнов.
— Обязуюсь.
— А теперь разбуди их, — устало сказал Соломон.
Солштрих тяжело поднялся из кресла, снова легко открыл дверь космолета и исчез.
Эйнштейн с грустью смотрел ему вслед. Ему было жалко Солштриха. Да-да, жалко!
Разве есть что-либо печальнее существа с больным мозгом…
Глава 30
Достоинство Человека
— Что? Какие еще разговоры?! — ревел Сайрус. — Мотать отсюда надо и немедленно!
Луддит совершенно потерял голову. Могучая неукротимая энергия буквально распирала его, как если бы в океан сдуру бросили водородную бомбу. Впрочем, чего еще можно было ожидать после умопомрачительного кошмара последних событий?
Не лучше чувствовали себя и другие. Впервые вкусившие прелесть сенсорной депривации Поль и Лина судорожно вздрагивали, как выброшенная на берег рыба. Бедняга Мэтью, давший наконец волю обуревавшим его чувствам, безнадежно скулил. Один Эйнштейн, мучительно бледный и не на шутку встревоженный, сохранял присутствие духа, тщетно взывая к разуму компаньонов.
— Моя голова, — стонал Поль. — Что вы сделали с моей головой?
— Уберите руки! Не трогайте меня! — взорвалась Лина. — Вы, грязные ублюдки, слышите?! Оставьте меня в покое!
— Мэт, ну что ты развалился, как дохлый глист? Вставай! Заводи скорее эту посудину! — и, подхватив бессильно обмякшего Фишку, Сайрус рывком поставил его на ноги.
— Мерзавцы! — Лина, словно дикая кошка, метала искры, пугая самого Хеопса.
— Канаем отсюда!..
— Подонки!..
— О, Лина… — орали все.
— Прекратите сходить с ума! Опомнитесь! — пытался утихомирить их Сол, но совладать с ними не смог.
Когда человеком овладевает безумие, разумнее всего не попадаться ему под руку. Именно к такому выводу пришел Эйнштейн и, убравшись в сторонку, с грустью взирал на происходящее на корабле. Больше всего это напоминало театр марионеток: жалкие куклы в образе людей, участники спектакля, подчиняясь воле незримого кукловода, судорожно исполняли свои роли, тем более абсурдные, чем больше они старались. Этим кукловодом теперь была не планета, а просто человеческий страх.
Сайрусу с грехом пополам удалось наконец усадить Мэта за командный пульт корабля, но вместо того, чтобы задать программу аварийного старта, тот истерически рыдал и отмахивался.