на груди, отводя взгляд в сторону.
Демонстративная «поза закрытости», которая невербально сигнализирует о нежелании собеседника прислушиваться к говорящему и вообще участвовать в диалоге.
— Благодарю, — произнес я.
Что ж, будем ломать этот лед так же, как я ломал его в отношениях со своими детьми, которые в один прекрасный день узнали, что мужик, уходящий чуть свет из их дома, и появляющийся, когда они уже спят, является их родным отцом, о котором им рассказывала мать.
— Для начала все же прошу продолжить прием пищи, — спокойно произнес я, демонстративно накладывая в установленную передо мной тарелку из общей тары порцию сероватой каши и отправляя в рот ложку, зачерпнув из собственной порции.
— Я не хочу есть эту безвкусную еду, — заявил несовершеннолетний надменным тоном, словно меня это может задеть.
Ах, ну да, это же позиция отрицания предложенного, как способ уничижения усилий предлагающего.
— Твое медицинское обследование показало, что тебе необходимо восполнение значительного количества полезных элементов и витаминов, — произнес я. — Да, еда безвкусная в виду прописанной тебе диеты, но на Кесселе было намного хуже. Уверяю тебя, как только врачи перестанут опасаться за твое здоровье, диета будет отменена, и полная лекарств пища будет заменена на стандартную.
Мальчишка скосил на меня взгляд.
Потом посмотрел на свою тарелку.
На мою.
Сообразил, что мы едим абсолютно одно и то же.
— Вам тоже прописали диету? — неуверенно поинтересовался он.
— Нет, — ответил я.
— А зачем тогда едите эту безвкусицу с запахом медикаментов? — скривился пацан.
— Для того, чтобы ты не чувствовал себя одиноким, — пояснил я. — С гадостями лучше всего разбираться совместно. Врачи будут недовольны, если ты не съешь двойную порцию каши с медицинскими добавками. Если узнают, что ты не получил нужное количество питательных веществ, будут ставить болезненные уколы с лекарствами.
Мальчишка вздрогнул, очевидно вспомнив «доброту» тюремного медицинского дроида, о которой мне вчера поведал майор Томакс Брен.
— А, поскольку, ты не особо жалуешь усилия наших поваров и медиков, я счел правильным прикрыть тебя от их гнева и уколов, помогая тебе справиться с тем объемом каши, которую тебе нужно съесть по предписанию врачей, — пояснение вызвало удивленное моргание больших коричневых глаз мальчишки. — Пусть я и командую всем вокруг, но с медиками даже я не спорю. Так что, мы пойдем на тактическую хитрость и разделим кашу на двоих.
Учитывая, что к столу всего-то было подано две стандартные порции, оптимизированные для легкого усвоения молодым ослабленным дрянным питанием организмом, ничего сложного в этом нет.
— Значит я получу в два раза меньше полезных веществ? — прищурился парнишка, сделав определенный вывод из моих слов.
— Такая сложилась ситуация, — напомнил я. — Ты не хочешь есть кашу вовсе. Перспективы уже были обозначены. Мне не хотелось бы, чтобы ты испытывал дискомфорт на борту моего флагмана. Поэтому я тебе помогаю.
— Не за просто так же?
Находчивый мальчик.
Впрочем, не будь он сообразительным, то явно не протянул на Кесселе так долго.
— Конечно, — не стал лгать я. — Мои цели не изменились — я хочу поговорить с тобой и понять что ты за человек.
— Я уже сказал, что ваша попытка подружиться — обречена на провал, — в свою очередь напомнил пацан. — Я не буду якшаться с имперцами.
— Молодец, — похвалил я, продолжая трапезу.
На самом деле не так уж и отвратно.
— Что-то вы темните, — произнес пацан, повысив голос, чтобы не дать мне услышать бурление изголодавшегося желудка. — Имперец, который хвалит меня за то, чтобы я не контактировал с имперцами… В чем логика-то?
— Если ты ее не видишь, это не значит, что она отсутствует, — произнес я. — Это лишь констатация того факта, что ты чего-то не знаешь. И только. Не больше, не меньше.
Пацан некоторое время смотрел мне прямо в глаза, после чего перевел взгляд на тарелку и принялся расправляться с кашей.
Несколько минут он делал это молча, после чего застыл, смотря в одну точку, медленно пережевывая кашу…
— Вы не имперец? — осторожно спросил он.
— Теперь — нет, — подтвердил я. — В прошлом — да.
— Бывают бывшие имперцы? — удивился Кип.
— Как видишь, — ответил я.
— Но у вас тоже «шестеренка», — ткнул пальцем в сторону моего контр-погона мальчишка.
— Все верно, — подтвердил я. — Потому что Доминион возник из руин Империи. Мы взяли от нее стабильность и принципы милитаризма, оставляя местное самоуправление, гражданские свободы и многое другое от республиканского общества. Возможно это покажется высокопарным, но Империя могла бы стать прекрасным государством, если бы не опиралась на доктрину страха собственного населения перед военной мощью вооруженных сил.
Пацан некоторое время сидел, переваривая сказанное, после чего мотнул головой.
— Империя отправила меня и моих родителей на Кессель только потому, что они осуждали уничтожение Альдераана!
Подростковая психика, похоже, не могла переварить сказанное мной и соотнести это с собственными словами.
Пресловутое «Это другое!».
— Это сделала не Империя, — мягко заметил я. — Это сделали конкретные имперские исполнители. Которых я не приветствую в Доминионе. И методы устрашения собственного населения — в том числе. Уничтожение планет — это военное преступление, за которое гранд-моффа Уилхаффа Таркина следовало бы подвергнуть наказанию. Но даже смерть была бы для него слишком легким выходом из ситуации. Проблема в самом наличии подобного рода исполнителей в структуре власти. И происходила подобная вседозволенность с прямого одобрения Императора Палпатина, который предпочитал править с помощью страха собственного населения перед его мощью. Я предпочитаю присоединять те территории, которые согласны на это сами. Те, кто отказываются присоединяться к Доминиону не подвергаются орбитальным бомбардировкам или выстрелам суперлазеров.
— Говорите так, будто сами не убивали республиканцев, — набычился паренек.
— Идет война, — напомнил я. — Империя раскололась, и большая ее часть либо не хочет, либо не понимает, что нет нужды в деспотизме. Новая Республика намерена разрушить то, что осталось от Империи, не взирая на мнение тех народов, которые хотят жить по имперским законам.
— И что, есть такие глупцы, которые хотят жить так? — недоверчив спросил паренек.
— Не стоит унижать разумных только лишь по той причине, что их точка зрения расходится с твоей, — предостерег я. — Да, среди народов есть те, кто желают жить при четких и понятных
