слегка дымился, Мин Джи тоже. Хорхе и Маурицио не дымились, зато по ним в изобилии стекала пена, падала комками на пол и таяла. Боль от ожогов помешала Василию осознать, что и сам он покрыт пеной с головы до ног. Простейшее противопожарное средство.
А кореянка с белокурой бестией, надо думать, применили углекислотный огнетушитель…
Все равно успели обгореть. Слегка.
Стряхнув с лица клок пены, Василий зашипел от боли в щеке и приказал обожженной коже сей момент регенерировать везде, где требуется. Пену – долой. Восстановил обгоревшие волосы и сожженную бородку. Починил одежду. Повел носом и, поморщившись, удалил из гостиной запах гари.
– Однако! – только и сказал Хорхе, в свою очередь приведя себя в порядок. В присутствии Рудры никто не осмеливался дать оценку выходке Эмбер. Пусть сам даст.
– Без воспоминаний, – вынес вердикт Рудра, и Эмбер исчезла.
Значит, покончит с собой, сказал себе Василий. Как собиралась. Что ж, справедливо… с одной стороны. Не умеешь проигрывать с достоинством – не играй. С другой стороны, как насчет воспетого романтиками желания никогда не сдаваться и, если что, умереть, стиснув зубы на горле врага?
Романтик профнепригоден – вот и ответ. Для работы координатора нужен не романтический герой, а спокойный, разумный, деловой кандидат, и не зря была проглочена белая таблетка…
Да, но проглотила ли ее Эмбер?
Однозначно да. Но прежде создала свою копию, как все мы. На всякий случай. А поняв, что ее выставят вон, решила, что произошел как раз тот случай, и воплотилась в копию. Уходить, так хлопнув дверью! По-человечески.
Или все-таки по-нечеловечески?
Не хочу гадать, понял он. Устал гадать.
И не хочу знать, кто станет следующим…
Решение было спонтанным, непродуманным, невзвешенным, и Василий знал наверняка, что впоследствии много раз раскается в нем, но он сделал то, что посчитал нужным сделать сейчас, а не когда-то впоследствии. Метнуться в комнату в коммуналке, перелить себя в копию – и живо назад. Сжать свое личное время совсем не трудно. Никто ничего и не заметит. В один квант времени не уложиться, но сойдет и миллисекунда.
Если мне суждено уйти, сказал он себе вернувшись, так хоть уйду как человек.
А если суждено остаться? По силам ли тебе, человеку, конкурировать с наглотавшимися таблеток продвинутыми существами?
Не знаю. Надо пробовать.
А зачем?
Чтобы постараться соответствовать, если останусь один. Вот и ответ. Кто сказал, что координатор Земли, Солнечной системы и ее окрестностей не может быть человеком? Рудра уж точно такого не говорил. Это противоречило бы всем его попыткам подготовить себе сменщика именно из числа людей, а не каких-нибудь сириусян. Это противоречило бы разрешению, данному ему его начальством…
Кажется, отсутствие одного из кандидатов в самом деле осталось незамеченным. Вновь заняв свое кресло, Василий постарался как можно точнее скопировать прежнюю позу.
Замедлился.
Заметил ли кто?
Кажется, нет. Рудра еще не успел произнести ни слова. Впрочем, он и не собирался томить кандидатов долгой речью. Только и сказал, прежде чем вновь исчезнуть:
– Десять минут.
Теперь Василий не знал, кого выпнут отсюда следующим, пазл не складывался. А ведь придется голосовать… Не хочу я голосовать за их вылет, вот в чем дело! Не по мне игра. Может, все-таки отказаться?
Ага, и тут же окажешься слабым звеном. Либо отказываться всем, либо уж никому.
Девять минут тянулись, как девять часов, не шли – ползли полудохлой улиткой. А на десятой минуте Маурицио, сидевший до сих пор молчком и смахивающий на нахохлившегося воробья, вдруг сказал:
– Голосуйте за меня.
– В смысле?
– В смысле, против меня голосуйте. Я лишнее звено. Слабейшее.
– Что так?
– Надоело.
– Берешь, значит, самоотвод? – попытался уточнить Хорхе.
– Беру, беру. Ты только не переживай за меня, не надо. Проживу нормальную жизнь, в петлю не полезу и не сопьюсь.
– Тогда мне вообще непонятно…
– Чего тут не понять. Не желаю играть в эти игры. А тебе – удачи.
– Объясниться по-человечески не хочешь? – подала голос Мин Джи.
– Начинается!.. – Итальянец всплеснул руками. – Так и быть, придется растолковать для притворяющихся бестолковыми. Мне не выиграть эту партию – надеюсь, все это понимают. Я тоже понял. И в финал не выйду, и в полуфинал. Не хочу, чтобы мне указали на дверь, сам уйду. Тебе же легче будет, каждому из вас станет вольнее дышать, когда одним конкурентом станет меньше. Что тебе не по нутру? Лично мне все нравится: я сыграл в интересную игру и пережил самое занятное приключение в моей жизни. Жалеть не о чем. Неужели кто-то думает, что у человека есть только два состояния: либо весь в алмазах и счастлив до оргазма, либо все пропало и жить не стоит? Чушь собачья, я вам не триггер. Синица в руках у меня уже есть, ну и достаточно. Объяснил?
Врет, подумал Василий. Или привирает. Но уходит красиво, этого не отнять.
– Ты твердо решил? – спросил он.
– Тверже не бывает. Голосуйте.
…Когда появился Рудра, Маурицио потребовал:
– С воспоминаниями.
И исчез, улыбнувшись всем на прощание.
* * *
Неудачники были всегда, во все века. Жизнь так устроена, что кому-то везет, а кому-то наоборот, и чтобы повезло одному, другому должно не повезти. Встречаются люди, заранее записавшие себя в неудачники и отказавшиеся от борьбы, их даже довольно много, но не о них речь. Зато мало таких, кто сходит с дистанции на последнем круге, имея хотя бы призрачную надежду на победу. Или даже без надежды. Их почти нет, потому что… потому что надо соответствовать, вот и все! Уважать себя.
Перспективы у Маурицио не было, это точно. И все равно как-то недостойно отказываться от состязания. Гладиатор сражается до конца, и если все же гибнет, то в борьбе. Под аплодисменты.
В чужой игре понятия смещаются, и черное становится белым. Маурицио не лишился самоуважения, как Эмбер, – он сохранил его и ушел с достоинством. Даже Рудра выглядел озадаченным.
Однако назначил очередные десять минут и растворился.
– Не знаю, как вам, а мне мерзко, – сказал Василий.
Никто не поддержал его, но и не возразил. Хорхе поерзал в кресле и замер, сложив руки на брюшке. Мин Джи хмурилась. Ральф сидел с окаменевшим лицом, смахивая на изваяние. Он знал, кто станет следующим.
Василий тоже знал это. Вряд ли Мин Джи станет голосовать за его вылет, да и Хорхе постарается в этом раунде выбить не его и не кореянку, а наиболее сильного конкурента, Ральфа. Тот понимает, что не симпатичен мне, думал Василий, и уже высчитал, что Мин Джи с высокой вероятностью остановит свой выбор
