себе, легла, прижавшись к его груди и уткнувшись носом в ключицу.
Кора прикрыла глаза, ощущая прикосновения мягкой губки и теплых пальцев, и тихо сказала:
— Простите. Я не хотела… устраивать тут истерики. Извините.
— Все хорошо, — сказал Аид Кронович, снова зарываясь пальцами в её волосы. — И все же… ты можешь рассказать мне обо всем. Я постараюсь понять, — Кора вздрогнула, и он прижал её к себе, успокаивая. — Ты хотела умереть, — пояснил он. — Тех причин, которые ты озвучила, явно недостаточно, чтобы желать покончить с собой.
— Я просто… — Кора запнулась, — я не знаю, как рассказать.
О том, что сегодня она узнала, что каждую календарную весну Деметра выращивает из своих клеток помощницу, загружает ей в голову весь архив знания о мировой биологии и ботанике (ну и, конечно, стандартные знания о мире, которые есть в матрице искусственного сознания) и называет дочерью.
Мужчина, который пришёл к Деметре, предположил, что так она реализует свой материнский инстинкт, но сама Деметра уверяла, что это нужно для безопасности — если сразу сказать новорожденному существу о том, кто оно, то оно может повести себя неадекватно, и когда-то, может, в прошлом столетии, один такой озлобленный клон чуть не разрушил оранжерею. Да и потом, если девушка думает, что она — дочь Деметры, и лишилась памяти после короткого трёхмесячного анабиоза (как считала и сама Кора), она как-то больше привязана к растениям. Три сезона календарного года она будет холить и лелеять растения, не зная отдыха, а в конце осени, когда наступит период покоя, и растениям уже не будет требоваться такой уход, но зато они будут нуждаться в подкормке, Деметра уговорит дочь тоже заснуть до весны. Но вместо анабиозной капсулы она ляжет в устройство, которое превратит её тело в питательную массу для растений. К новой календарной весне, когда наступит пора пробуждения, Деметра раздобудет новой питательной массы (Кора не совсем поняла, откуда — наверно, из тех растений, которые тоже отжили своё) и вырастет себе новую дочку — умелую, работящую. Но её, Коры, больше не будет.
Странный гость тогда спросил, по какой причине Деметра не оставляет дочь на зиму. Возиться потом, выращивать, передавать ей знания… ест Кора, наверно, не так уж и много — как будто корабль не сможет прокормить её до весны?
Деметра тогда ответила, что не желает привязываться к существу, которое все равно не заменит ей настоящую дочь. К тому же оно проживёт недолго — не дольше, чем обычные смертные, а если в геноме закралась ошибка, ещё и умрёт от какой-то болезни лет через десять, а это совершенно излишний расход биомассы. А если и нет, то начнёт стареть, и лет через сорок станет обузой.
«К тому же, они все равно не совсем… настоящие».
Поэтому ей куда проще отправить Кору в переработку, а тот питательный раствор, который получится из её тела, пустить на подкормку тропических орхидей. Орхидеи, они очень нежные, им нужно много питательных элементов, а дочку к весне можно вырастить новую.
«И что, ты просто укладываешь её в автоклав, говоришь, ты заснешь до весны, и нажимаешь на кнопку «переработать»?!» — не поверил тогда незнакомец.
«У меня для неё репликатор специальной конструкции», — пояснила тогда Деметра, — «с виду он очень похож на вид на анабиозную капсулу».
«Вообще-то я о моральных аспектах».
«Ну, может, сначала действительно было больно, но потом я привыкла».
— Простите, — тихо сказала Кора. — Я не могу вам сказать. Это касается только меня и Деметры. Не спрашивайте.
— Хорошо, — вздохнул штурман, успокаивающе поглаживая её по спине. — Но если тебе захочется рассказать…
Он замолчал и снова взял в руки губку. Его прикосновения были уверенными и успокаивающими, и Кора снова расслабилась, положив голову ему на плечо. Она не знала, имеет ли право, будучи искусственно выращенным созданием, наслаждаться теплом горячей ванны и чьих-то объятий, но, кажется, это было лучшим событием в её короткой жизни.
— Можно я вас укушу? — спросила Кора, и, не дожидаясь ответа, обвила руками шею штурмана и легонечко прикусила тонкую кожу в районе ключицы. Потом принялась кусать шею, и он слегка откинул голову назад.
— Моя хорошая, — в его голосе слышалась тень улыбки, а прикосновения стали более откровенными.
Потом штурман целовал её — губы, шею, грудь, живот, уверенно и сдержанно одновременно. В ванне стало неудобно, и он взял её на руки и отнес в соседнюю комнату, на постель. Когда Кора не лежала в горячей воде, ласки ощущались острее, и она наслаждалась каждым прикосновением.
— Кора?.. — голос штурмана был чуть более хриплым, чем обычно; забавно, он, кажется, ещё смог бы остановиться сейчас, одеться и вежливо проводить до каюты Деметры, и, может, Кора и подумала, что не стоит заходить так далеко, подождать «настоящей любви» или ещё чего, но не теперь, когда она знала все о себе и о том, что жить ей осталось до первого дня зимы.
Штурман был осторожен, и ей почти не было больно — только вначале. Потом она растворялась в непривычных ощущениях и не думала ни о чем. Было так восхитительно удовлетворить жажду прикосновений, и прижиматься потом к штурману, положив голову ему на плечо, и ощущать, как он укрывает её мягким пледом.
— Спасибо, теперь мне лучше, — прошептала Кора, проваливаясь в неглубокое забытьё.
Утром она попрощалась со штурманом, пожалуй, более скомкано и холодно, чем планировала. Тот собирался на смену и едва кивнул в знак приветствия, но когда она натянула комбинезон и уже планировала откланяться, предложил задержаться на полчаса и выпить с ним кофе.
— Кофе? — Кора знала, что это, но пробовать как-то не доводилось. По-хорошему, ей следовало уйти как можно раньше, но слишком заманчиво было и попробовать этот напиток, и посидеть подольше со штурманом, с тем, для кого она была живой и настоящей. — Никогда не пробовала.
Аид Кронович тихо хмыкнул и повел Кору к портативному синтезатору пищи:
— Никогда не понимал истерик этих любителей натуральной еды, — он загрузил в синтезатор стандартную питательную смесь и открыл меню. — Лично я не в состоянии отличить ни на вид, и на вкус. Состав тоже, по сути, одинаковый.
Синтезатор заработал, и в воздухе разлился божественный аромат. Кора улучила минутку, чтобы разглядеть комнату, в которой они были. Кажется, это была столовая, совмещенная с кухней и кабинетом — справа длинный овальный стол со скатертью и несколько стульев, слева книжный шкаф, как в спальне, настольный компьютер и кресло, а по центру было самое невероятное, что только могла представить себе дочь Деметры.
