— Нет ничего плохого в том, чтобы рассказать людям о том, во что верю я, — ответил он с легким раздражением.
— Зато есть кое-что плохое в том, чтобы изображать из себя пророка, — заметила она сквозь зубы.
Несправедливость ее слов больно его задела.
— Ты знаешь, через что мне пришлось пройти? — воскликнул он. — Меня избили, морили голодом и почти убили! — Он встал, отталкивая ее руку. — Да ты понятия не имеешь, что тут творилось после того, как вы улетели! — закричал он с покрасневшим лицом. — Понятия не имеешь!
Он ожидал, что она отскочит от него, но она твердо смотрела ему в глаза.
— Я знаю, что творилось на «Новом горизонте», Киран. Энн Мэтер делала вид, что она добродетельна, но внутри она была жестокой и безумной. И если ты последуешь по ее стопам, то же самое ждет и тебя!
— Я объединил нас в общество! Я объединил нас в семью!
— Ты не можешь это делать, не притворяясь, что знаешь замыслы Бога. Никто не знает этого, и нельзя вести себя так, как будто тебе они известны!
— Почему? Это какая-то ерунда! Все, что мы думаем, делаем или говорим, — Его замысел. Это ведь очевидно!
— Не для меня, — отрезала она, упрямо сжав губы в ниточку.
— Что бы люди ни решали сделать, события происходят неконтролируемо.
— И ты думаешь, что их контролирует Бог.
— Конечно, Он это делает! Все, что Он делает, все, что происходит, имеет причину! И разговоры об этом помогли мальчикам. Иначе бы они сдались, Уэверли. Все были такими… потерянными и упавшими духом. Мне нужно было как-то их укрепить.
— И единственным способом было прочитать им Нагорную проповедь?
— Я дал им то, во что можно верить. Я дал им будущее!
— Ты дал им будущее?
Киран смотрел на нее. Как это произошло? Куда делась вся ее доверчивость? Она смотрела на него, как на врага, ее лицо было непреклонным. Неужели ее глаза всегда были такими пустыми, а линия губ всегда такой жесткой?
— Но… Уэверли, это же я.
На ее лице появилась гримаса боли. Она кивнула, уронила голову и прижала дрожащие пальцы к векам.
— И именно поэтому это так ужасно.
— Милая… — Он потянулся к ней, взял ее руки в свои. — Ты должна мне верить.
— Могу ли я? Тогда докажи это, Киран. Оставь это сумасшествие.
— Какое сумасшествие? — простонал он. — Я еще никогда в жизни не чувствовал себя лучше! Я знаю свое предназначение, Уэверли. Наше предназначение. Мы должны исполнить его, и ты должна мне помочь.
— Ничего не выйдет. Если бы ты видел то, что видела я… пожалуйста, Киран. — Она поцеловала его руку. — Пожалуйста, пожалуйста, не превращайся в эту женщину.
— Я не Энн Мэтер! — закричал он, оттолкнув ее так сильно, что она чуть не упала. Он выбежал в коридор, добежал до своей комнаты и бросился на кровать, которую делил с ней всего несколько часов назад.
Как она могла судить его подобным образом? Как она могла подумать, что то прекрасное, что он создал, было злом? Все остальные любили эти службы! Почему же она оказалась исключением?
Конечно, он ожидал появления скептиков. Но он никогда не думал, что Уэверли будет одним из них!
Он никогда еще в жизни не чувствовал себя так жестоко преданным. И, несмотря ни на что, он по-прежнему желал ее.
Может быть, когда она успокоится, она передумает. Может быть, она снова станет ему доверять.
«Я заставлю ее поверить мне снова», — подумал он.
Раздался стук в дверь, и он сел.
— Входите! — с надеждой крикнул он. Может быть, она вернулась извиниться?
Но это был Артур Дитрих, и его лицо пылало от возбуждения.
— Киран! Мы, кажется, нашли «Новый горизонт»!
— Где? — Он вскочил на ноги.
— Идем, я тебе покажу!
Он побежал за Артуром в Центральный Совет и встал перед радиолокационным индикатором. На экране виднелась точка, располагавшаяся над их кораблем. Она двигалась параллельно с ними в сторону Новой Земли.
— Это оказалось так просто, — сказал Сарек, улыбаясь в первый раз со времени нападения. — После выхода из туманности радар работает просто идеально!
— Это должен быть «Новый горизонт», — сказал Артур. — Посмотри, как быстро он движется.
Это была правда: точка молниеносно неслась по экрану. «Это они!» — подумал Киран с замиранием сердца.
Он забыл об Уэверли и тех мерзостях, которые она ему наговорила.
Ему нужно было заняться делом.
Уэверли лежала на полу в неприбранной спальне своей мамы. Все здесь было оставлено таким, как было в тот день, когда мама вышла отсюда в последний раз. Уэверли прижимала к груди мамину поношенную кофту и плакала. Она тосковала не только по маме. Она тосковала по своей старой жизни, потому что только теперь поняла, что та навсегда ушла в прошлое. Она никогда не сможет снова стать той же Уэверли Маршалл. А Киран… Она не знала, кто он такой.
То, как он улыбался с трибуны, то, как раскинул руки, обнимая собравшихся, слова, которые он говорил, — все в нем напоминало ей о… Когда Уэверли думала об этом, она чувствовала глубокое отвращение.
Выплакавшись, Уэверли побрела к фруктовым садам и сорвала несколько слив и пару миндалин. Она присела под яблоней, чтобы поесть. Она была рада снова оказаться здесь, слышать жужжание пчел, круживших вокруг цветущих веток у нее над головой. Было ужасно находиться в комнатах, в которых она жила со своей мамой, и знать, что она, возможно, больше никогда ее не увидит.
«Что бы мне сейчас сказала мама? — думала Уэверли. — Она, наверное, спросила бы, что я сейчас к нему чувствую. Она спросила бы, не могу ли я просто смотреть на все это сквозь пальцы».
— Я по-прежнему люблю его, мама, — прошептала она, глядя на поросшую мхом землю сада. И возможно, она всегда будет его любить. Но она не могла позволить себе ослепнуть так, как это сделала Аманда. В ребяческой вере Аманды в Энн Мэтер было что-то жалкое: она доходила до того, что не замечала зло, происходящее прямо у нее перед глазами. Нет. Уэверли никогда не станет такой.
Но сможет ли она оставаться объективной, будучи женой Кирана? Как она может сейчас выйти за него?
Эта мысль вызвала у нее новый приступ горя, и она зарылась лицом в ароматную почву сада. В рот ей набилась земля, и она жевала ее. Рот ее наполнился слюной и землей. Она плакала, пока слезы не измучили ее, и тогда она наконец заснула.
На следующее утро, когда включились лампы солнечного света, Уэверли села. Весь ее рот был в земле, на волосах и одежде была грязь. Она нашла шланг для полива и хорошенько прополоскала рот. Затем она вдоволь напилась, пока не почувствовала себя освеженной.
