— Разреши войти?
— Разрешаю.
Молодой человек выглядел свежим и довольным жизнью.
— Не спится?
— Угу, — признался префект.
— Может, почитаешь? У тебя же есть новая книга.
— Не увлекла, — признался Квинт и с нескрываемым отвращением открыл вирт-планшет и процитировал: — «С оглушительным лязгом и скрежетом старый списанный звездолет величественно врезался в ржавые остатки заброшенной станции…» Ну вот что это за начало для захватывающих приключений?
— Хм… А как надо? — полюбопытствовал Луций.
— Как? «Десять энергоплетей тебе, грязная сволочь! — вскричал центурион». Вот как надо начинать книгу, чтобы сразу захватить воображение читателя.
— А не многовато?
— В смысле?
— Плетей не многовато ли? — поспешил уточнить Луций. — Сдохнет этот твой Грязная Сволочь на первой же странице и всей истории конец.
По сути вопроса контубернал несомненно прав был. После пятого касания энергоплетью у парализованного предыдущими четырьмя ударами человека наступали необратимые процессы в нервной ткани.
— Не обязательно, — возразил префект. — Через пару абзацев появится другой герой и спасет приговоренного. Например.
— Хм…
Такого лихого поворота сюжета порученец явно не ожидал.
— Тебе надо больше читать, Луций, — мрачно проворчал Квинт. — Меньше бессмысленной стрельбы и беготни в вирт-поле, больше пищи для ума. Хотя бы аудио-либру послушай на досуге.
— Да нуууу… Я не особый любитель…
Молодой человек увлекся и забыл, что нудёж префект не любил еще больше, чем откровенное пренебрежение плодами цивилизации.
— Это — приказ, контубернал! Сегодня же пойдешь к Александру и попросишь у него один из его романов, который поприличней.
Как большинство гетер и амикусов, Александр писал развлекательные романчики, но если девушки изощрялись в любовных интригах, то парни живописали разнообразные приключения героев. Но ведь с чего-то же надо начинать? А у Александра неплохо получаются характеры.
— Так точно, господин!
Луций и не подумал обижаться, это был еще очень и очень гуманный приказ. Все могло кончиться древним, как сама Вселенная, Плутархом.
— И не надейся увильнуть, проверю! — рявкнул Квинт Марций и окончательно растерял всю сонливость. — Мне иногда не верится, что ты — мой достаточно близкий генетический родственник. Марциев всегда отличала тяга к визуализированному слову, к серьезной книге, поднимающей перед читателем актуальные проблемы современности. И даже развлекательное чтиво способно увлечь пытливый ум…
Нет, правда, префект и в самом деле любил литературу, всю жизнь собирал фантазику, и его библиотека насчитывала почти десять тысяч томов. Он не мыслил свой досуг без книги, а потому совершенно не понимал равнодушия контубернала.
— В дебри?
— Что?
— Я говорю, увлечь пытливый ум в дебри чего-то там, — простодушно заявил Луций.
— Тьфу на тебя! Так ты никогда до центуриона не дослужишься. Ни через десять лет, ни через двадцать! — в сердцах вскричал Квинт. — Всё! Немедленно к Александру за книгой!
— Я прошу прощения, господин, — склонился перед начальством будущий офицер. — У них траур как раз.
— А что случилось?
Обрадованный возможностью наконец-то поделиться свежайшей новостью Луций аж лицом посветлел, хоть полагалось бы наоборот — посмурнеть.
— Ночью умерла Пассия. Сердце во сне остановилось, только час назад обнаружили.
Префект «Аквилы» налился грозовой мрачностью, отшвырнул в сторону простыню и, не замечая ни порученца, ни предметов обстановки, прошелся от стены к стене и обратно. Смерть гетеры — плохой знак, очень плохой. В мистику можно не верить, но корабельные гетеры — существа тонко организованные, их безвременная гибель предвещает радикальные перемены, такие, которые ломают хребты и головы.
- Наварх еще не знает, — доверительно сообщил Луций, наслаждаясь изумленной физиономией префекта. — Медики побоялись портить ей вахту. Мне техник по секрету шепнул.
Квинт Марций тут же прикинул, как этой новостью он сможет насолить Ливии.
— Никому ни слова. Понял?
— Так точно!
— Хорошо. Я в душ.
Стоя с закрытыми глазами под упругими струями, отлично массировавшими тело, Квинт наконец почувствовал горечь утраты. Он знал усопшую много лет. С Пассией они просто дружили и разделяли взгляды на искусство и литературу. Иногда пересекались в тренажерном зале. Но, должно быть, на «Аквиле» все в той или иной степени любили это прекрасное создание, сотворенное для радости.
«От тебя, высокомерная сука, сознательно утаили информацию твои же подчиненные. Доигралась в небожительницу? Интересно, как это повредит безупречной репутации биремы!» — скрипнул зубами Квинт, мысленно обращаясь к Ливии Терции — наварху «Аквилы».
***
Ночная вахта всегда тянется так долго…
Казалось бы, в недрах корабля, затерянного среди вечной темноты и молчания космоса, несложно вообще запутаться, когда начинается день и кончается ночь. На мостике биремы ничего не меняется: все тот же полукруг проекционных панелей, молчаливая и слаженная работа офицеров, еле слышное гудение и шорохи да легкая вибрация палубы, почти неощутимая в силу привычки. А еще — огромный по меркам скромного корабельного пространства обзорный экран. Конечно, никто не летает «на глазок», но в самом крайнем случае, если откажут все сенсоры и астрогационные системы, можно будет довериться и зрению. Кроме того, при необходимости экран мгновенно превращался из обзорного в тактический. А еще — ибо планировка боевых кораблей отнюдь не исключает эстетики — звездная бездна перед глазами это просто очень красиво.
Наварх биремы «Аквила» могла по пальцам пересчитать, сколько настоящих рассветов ей довелось встретить после того, как она приступила к службе. Если не считать недолгую реабилитацию после ранения на Колонии Траяне, то восемь. И каждый был незабываемым. Но если позволить себе испытывать наслаждение слишком часто, оно станет привычным, потеряет остроту. Перестанет быть драгоценностью, бережно хранимой в шкатулке памяти. Разве настоящий ценитель будет хлестать коллекционное цекубское неразбавленным, прямо из амфоры с отбитым горлом? Это — удел профанов, а Ливия Аквилина, наварх лучшей биремы пограничного Сектора Вироза, слишком себя ценила, чтобы пасть так низко.
Она любила ночные вахты еще и потому, что в эти часы мирных дежурств, когда все проходило штатно, по палубам «Аквилы» не слонялись манипуларии, а Квинт Марций не отсвечивал своей кислой мордой в соседнем кресле.
