Будто стенобитным тараном врезали в солнечное сплетение. Физически я ничего не почувствовал, но потрепанная во время шторма психосфера буквально взвыла, судорожно пытаясь оправиться от нокаутирующего удара. Впрочем, невидимый боксер не ставил задачей выбить из меня дух. Скорее хотел привести в чувство, пусть и несколько грубоватым способом, или… мое восприятие снова начало ломаться. Меня словно заставляли увидеть что-то.
Что? Вокруг? Ничего, кроме серой пелены. Впереди? Мир начал дробиться на ленты вероятностей, и я со всхрипом вздохнул. Будущего не было. До границы предвидения оставалось меньше минуты, дальше пустота. И пустота наступала.
Время замедлило ход, сжалось, уплотнилось в разы. Только толку? Отсрочка неизбежного. У всех кинолент одна и та же концовка. Обрыв, через который не перепрыгнуть. И главное, не понять причины… Взрыв, бомба, детонация – внутренний советчик выплеснул калейдоскоп картинок, впервые подсказав ответ на незаданный вопрос.
Чертовы элиане! Но ведь мы перекрыли канал, как им удалось… удастся активировать заряды?! И почему ничего нельзя изменить?!
«Ты же хотел проверить – уцелеешь в эпицентре ядерного взрыва или нет?» – ехидно шепнул внутренний голос.
Я бросился назад, к выходу, прочь.
Бесполезно.
Бессмысленно.
Ленты, где я стоял столбом, безропотно дожидаясь своей участи, исчезли, но и те, что остались, предполагали лишь один финал. Мне не уйти – слишком мало времени, не обезвредить заряды – слишком долго искать. Спрятаться негде, и даже самый совершенный скаф не выдержит термоядерного жара. И туман не поможет. И сидящий во мне библиотекарь. И предвидение. Все мои сверхспособности оказались пшиком. Элиане переиграли меня, а я даже не мог понять, каким образом. Как-то глупо…
Полминуты до пропасти.
Захотелось сесть на пол, привалиться к стене и вновь ускорить внутренние часы. Что мог, я сделал. Врага победил, а на войне главное победа, а не собственное выживание. Кэлеон вон тоже погиб, причем фактически из-за меня. Возможно, в моей смерти будет некоторая высшая справедливость.
Обидно, конечно, зато больно не будет. Идеальная смерть. Вспышка, и все. А скорее всего и вспышки не увижу. Надо только сесть на пол…
Но я бежал. По внешнему кольцеобразному коридору. К точке, где мы вошли в комплекс.
Пятнадцать секунд.
Нет, такого не может быть. Война не закончена, война только началась! Я не должен погибнуть, я слишком важен! Ну ладно, я – кретин, но Наблюдатели-то не идиоты, они должны были прощелкать вариант со взрывом бомбы и что-то предпринять!
Десять секунд.
Почему они ничего не делают?! Пусть не умеют гасить ядерные реакции, но у них же есть карманная телепортация! Что им стоит забрать меня к себе, как они делали на элианской станции. Я потерплю, черт с ней, с болью!
Пять.
Я выбежал из здания. Прямо в пыльное облако, поднятое привычной на Кие бурей. Метров двести пробегу, а потом волна жара накроет.
Четыре.
Интересно, а можно попасть в рай из инопланетного крематория?
Три.
А родители и не узнают. Какая глупая смерть…
Два.
Да где же вы, гады?!
Один.
Мир погас. Мгновенно. Исчезли краски, звуки, ощущения. Вокруг разлилась пустота. Неужели успели?! Успели! Не верю, что это смерть! Не бывает такой смерти! Не может быть! Скаф на мне, датчики с ума сходят, но это ничего: мало ли какой трюк Наблюдатели провернули. Я попытался пошевелиться и обнаружил, что пустота сковала почище любых цепей. Чуть-чуть поелозить внутри скафа можно, но сам скаф был намертво вморожен в окружившее ничто. Впрочем, особых неудобств я не испытывал, хотя тьма и застала меня во время бега, зацементировав в нелепой позе. Черт с ним, за факт спасения я готов был простить и не такое.
Естествоиспытатель во мне проснуться не успел. Шок от возможности растаять в ядерном пламени был слишком велик, и какое-то время я приходил в себя. Да и пленение надолго не затянулось. На грани чувствительности я уловил слабенькую волну изменений. Потом еще одну. Понять, что происходит, не удавалось, но по крайней мере пелена тьмы оказалась не столь однородной.
Третий толчок был куда сильнее предыдущих, я невольно напрягся, а через секунду мир бездны исчез так же внезапно, как появился.
Я взмахнул руками, по инерции сделал несколько шагов, пытаясь сохранить равновесие, и врезался в стену, в последний момент успев развернуться и принять удар на плечо. Как выяснилось, кратковременная изоляция не лишила набранной на Кие скорости.
Стена… Я шагнул назад и некоторое время тупо глядел перед собой. Стена была знакома. Я видел похожие сотни раз в десятках подъездов. Посеревшая от времени побелка, потрескавшаяся и облупившаяся штукатурка… Но эта стена была особенная.
Я присел на корточки и зачем-то коснулся зеленой шероховатой поверхности. Опомнившись, резко распрямился, вскинул аннигилятор. Никого. Зато я увидел лестничную площадку целиком. Хорошо знакомую лестничную площадку…
Как сомнамбула я сделал несколько шагов к железной «под гранит» двери с аккуратно приклеенным номером «тридцать три». «А если не откроют?» – внутри что-то болезненно сжалось: мысль напугала сильнее катившейся за спиной волны ядерного пламени. И тут я увидел зазор. Крошечный, в миллиметр, почти неразличимый в вечном полумраке подъезда. Неразличимый для обычного человека. Для меня же в земной жизни осталось мало невозможного.
Я взялся за ручку и несколько минут простоял, не решаясь потянуть ее на себя. Не знаю, чего именно я боялся. Того, что за дверью окажется вовсе не моя квартира, или того, что столкнусь на пороге с родителями? Я дернул дверь и шагнул вперед. Остановился на идеально вычищенном сером коврике с жестким ворсом. Почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. Только сейчас я вспомнил, что до сих пор наглухо запакован в скаф. Раскрыл шлем, глубоко вдохнул сухой теплый воздух.
Захотелось стянуть скаф, закинуть – почему нет – аннигилятор на стенку в прихожей, сунуть ноги в тапочки и прошлепать в ванную. Но я сдержался. Была в происходящем какая-то неправильность. Не могли эти Корректоры-Наблюдатели взять и забросить меня домой без всякого предупреждения. И дверь… Я прислушался к ощущением. Квартира была пуста без сомнений, но почему тогда не заперта дверь?
Я еще неуклюже потоптался на пороге и все-таки решился пройти к себе. Вновь заулыбался, увидев до мелочей знакомую комнату. Телевизор, разложенный диван, валяющаяся на нем программа, изогнутая ветка лунарии в восточной вазе, цветы на подоконнике…
