а второй наоборот — пытается сделать так, чтобы первый облажался.
— Это игры гиен и грифов — не наше дело, а вот мужчина и женщина — послы. Каждые семь лет из Гренландии присылают всё необходимое для проведения дальнейших экспериментов. Они могли бы сделать всё сами, если бы знали, что делать — им предоставляют только визуальные результаты. Никаких отчётов. Никаких данных — только показательны шоу, но очень убедительные.
— Да откуда ты всё это?..
— Он — это я. Я же сказа, — хладнокровие и мрачность вновь вернулись в тон Джонса. — Я один из тех, кто двинул тот эксперимент одним своим существованием. Он — мой. И вот, что я скажу: это не я пойду с вами, — он убрал нож от горла Айви и, пнув того вперёд, улыбнулся. — Это вы пойдёте со мной. Каждый ваш шаг будет полностью подконтролен мне, если хотите исполнить свою чёртову мечту о спокойной жизни. Каждая моя просьба будет приказом, а каждое желание — законом. И если… Только если вы поведёте себя нормально — я, так и быть, смогу убедить Зильбера в том, что мы с ним расходимся на веки вечные… Идёт?
Разумеется, Уильям не верил. Вакцина всегда была лишь бредом, сказкой, о коей мечтали уже сорок семь лет к ряду. Но, с другой стороны, он не мог найти другого рационального объяснения ни поведению Ворона, ни тому, что происходило с парнем.
Конечно, до конца так и не понимал, где именно во всей той большой картине была ложь, но верить до конца вору, убийце и авантюристу — смертельно опасное развлечение и непозволительный для него риск. Однако одно он знал точно: если Ворон, самый неконтролируемый и, как оказалось, сумасшедший маньяк из всех, о которых по континенту шли хоть какие-то слухи, предлагал пойти туда, куда нужно, самому — права не соглашаться просто не существало.
— Идёт?!
— Идёт! — прокричал он.
— Ха-ха-ха! Вот и хорошо, ублюдки. А теперь вперёд — я хочу найти свою шляпу и убраться из этого гадюшника.
Ворон отпустил Айви, и тот упал на колени. Задыхаясь от недостачи воздуха, смотря на свои руки, покрытые кровью, он выглядел абсолютно опустошённым. Словно с убийством, им совершенным, умер и он сам. Словно обещание, как оказалось, данное его брату когда-то, давало ему тот самый смысл идти вперёд — тот, что он так боялся потерять. Уильям, стиснув зубы, смотрел то на него, то на Эммета, но сделать ничего не мог — в конце концов он ведь только что заключил сделку с тем чудовищем.
— Давайте… Без этого. Я знаю, о чём вы оба думаете, — он вытер пот со лба и ловко закинул нож себе в кобуру, — но у меня не было другого способа убедится в своей правоте.
— Ты мог просто завести его в любое гнездо, — не разжимая челюстей, прошипел старик. — Нескольких вдохов хватило бы, чтобы…
— В гнезде… Вы не в курсе, но лучше побыстрее уйти отсюда, — он одним движением поднял парня и направился к лестнице на тоннельный уровень. — Так вот: в гнезде мне и самому не слишком хорошо становится. Да и пройти мимо охраны с заложником, чтобы меня не прибили… Ты же сейчас не серьёзно такую херню сморозил, а просто в сердцах бредил?
В ответ никто ничего не сказал. Они молча спустились в тоннель и пошли обратно в сторону борделя. Уильям брёл по темноте перехода и смотрел на слегка фосфоресцирующие голубые глаза Ворона, смотрел на лёгкую улыбку, никогда не спадающую с лица, и, в то же время, слушал абсолютно холодный, «глубокий», как выражался бармен Джордж, голос. «Нет в этих глазах ничего человеческого», — думал он себе и, одновременно, понимал: тот был прав в своей речи — не было другого выбора, не было другого способа проверки, и если всё то, что он сказал после, было правдой — оно того явно стоило. Только лучше от осознания того всё равно не становилось.
— Да, первое убийство — кто бы мог подумать! — улыбался мужчина, держа Айви за плечо. — Я даже в чём-то поддерживаю тебя, Ви, но прими мой совет: не стоит…
— Заткнись, — отрезал Уильям.
— Чего ты там сказал?
— Я сказал, что тебе лучше бы заткнуться. Тем более, если речь идёт об убийствах. Особенно, если речь идёт об убийствах.
— О, то есть ты — ещё один идиот, верящий, будто бы высшие ничего не чувствуют? Тебе не кажется, что даже на примере нашего парнишки можно сказать, что ты и тебе подобные целиком и полностью ошибаются?
— А я говорю не о парнишке и не о каком-нибудь перебежчике — я говорю о тебе, — ухмылка Джонса стала ещё шире. — И тебе лучше бы молчать.
— Забавно слышать то, как чьи-то чужие чувства защищает охотник за головами. Всё равно, что мясник, что пёкся бы о настроении коров да свиней.
— В чем проблема печься о тех, что никогда не пойдут под нож? Ты подгоняешь всех под одну линию — для тебя абсолютно нет разницы в том…
— А её и нет, — он, всё ещё держа парня, повернул голову к собеседнику. — Враг — это друг, что, пока-что, не напал на тебя. И ты никогда не сможешь сказать, когда это измениться. Не сможешь сказать, в ком это измениться. Каждый, живущий рядом, есть и друг, и враг; каждого от той самой линии, под которую я, как ты выразился, всех подгоняю, отдалят лишь один шаг — почему бы не быть готовым? Почему бы не жить так, будто каждый день может стать последним? И знаешь: однажды так оно и окажется, а я буду готов к этому.
Одним размашистым движением Ви сбил руку Эммета со своего плеча и, достав второй свой нож из его кобуры, приставил тому к горлу. Сам Эммет даже не вздрогнул.
— Будешь готов, да?! — лезвие ещё плотнее прижалось к коже.
— Айви!.. Он нужен живым.
— Вот ведь незадача, а, парнишка? Ха-ха-ха, как инкассатором работаешь — куча денег, да все не твои.
— Как же… я тебя ненавижу. Ты даже представить себе не можешь… Всё, что оставалось от моего брата — это обещание. А ты… А ты!..
— Веришь или нет,
