Малири: Фигня этот ваш самогон. Сто пудов бодяжите, нищеброды. Да я такого ведро выпью.
Пуфель: Ага, рассказывай.
Малири: Спорим?
Пуфель: На что?
Малири: На сто баксов. Хотя стоп, у тебя же и ста рублей нет — _-
Пуфель: Я бы и не стал спорить на деньги. Это скучно.
Малири: Тогда на что?
Пуфель: На поцелуй.
Настя запрокинула голову и громко захохотала, из-за чего все дернулись, как током ударенные. Ведь в тишине, нарушаемой лишь жеванием и звоном вилок, взрыв хохота грянул, как внезапный выстрел.
— Настя! — рявкнул Виктор, сжав в кулаке столовый нож, будто заточку. — Веди себя прилично!
— Солнышко, все в порядке? — Эля квочкой накинулась на деточку и коснулась ладонью лба. — Голова не кружится? Может, приляжешь?
— Все нормально, мам. Просто Захар так смешно кушает — я и не удержалась.
Теперь все уставились в мою сторону. Я поднял морду от тарелки и утер майонез с усов.
— Ем, как обычно.
— Что ж, — отец взял бутылку, прекрасно понимая, что лучший способ сгладить углы — хряпнуть еще по одной. — Давайте выпьем за то, чтобы проклятая нечисть провалилась ко всем чертям и никогда не возвращалась!
За такое грех пропускать. Чокнулись — опрокинули. Пошло еще легче, а на бледных аристократичных щеках маман вспыхнул здоровый деревенский румянец.
Пуфель: Ну так что? Струсила?
Малири: Поцелуй свои бубенцы, когда вылизываться пойдешь.
Пуфель: Струсила.
Малири: Еще я кошек не целовала.
Пуфель: Трус-баягуз.
Малири: У тебя из пасти дохлыми мышами несет.
Пуфель: Меньше трепись и чаще закусывай, а то под стол упадешь.
Малири:.. I..(0_0).. I ..
— Ешь давай, — амбал точно прочитал мои мысли. А может просто заметил, что дочурку уже ощутимо пошатывало — после двух-то рюмок.
Настя с опаской поддела картошку и осторожно отправила в рот. Пожевала, поморщилась, а затем в изумлении вскинула брови, вмиг позабыв о показной брезгливости. Вилка заплясала по тарелке, накалывая золотистые дольки, жареное сало и овощи. Распробовав угощение, подруга накинулась на него с таким остервенением, словно не ела пару недель. Вот уж действительно — за ушами трещало, а с учетом их размера и длины, древняя пословица обрела новую жизнь. Хотел подколоть за резкую смену предпочтений, но передумал — мало ли чем она питалась дома. Может, всякой гадостью вроде устриц и сырого мяса, а то и вовсе сидела на строжайшей диете, ведь ее высочество должна выглядеть идеально.
— Итак, — отец в предвкушении потер ладони. — Между третьей и второй — перерывчик небольшой.
— Может, молодежи уже хватит? — с плохо скрываемым намеком спросила мама.
— Да ладно тебе! — изрядно раскрасневшийся родитель расплылся в улыбке. — Глянь на них — ни в одном глазу!
Не знаю как на эльфийку, но на меня алкоголь и правда действовал как-то слабо, почти незаметно. То ли нервы не давали опьянеть, то ли две стопки и правда ни о чем, то ли сказывалась новая физиология, помноженная на игровые механики. Так что приняли и третью, тем более пили за скорую победу.
— Кому добавки? — мама взяла опустевшее наполовину блюдо с картошкой.
Настя первой подняла руку.
— Солнышко, осторожней, — Элеонора тут же коснулась ее плеча. — Не налегай на углеводы, тем более на ночь.
— Отстань от нее, — проворчал бугай, перемалывая тяжелыми челюстями колбасу.
— А вы, значит, бизнесмены? — папа решил сменить тему и заодно блеснуть подчерпнутыми из новостей знаниями — мол, я не дремучий селюк и тоже шарю за движуху. — И чем занимаетесь? Агрохолдингом, наверное? Или инвестициями?
— Типа того, — стало понятно без лишних слов, что обсуждать эту скользкую тему Виктор не намерен. И чтобы сгладить неловкую паузу, выпили еще по одной — за успех во всех начинаниях.
Малири: Знаешь, что? А давай;3
Пуфель: Что давать?
Малири: С темы съезжаешь, трусишка?
Пуфель: А, ты про спор? Всегда готов. Текущий счет 4–4
Малири: Погоди, мы еще не обкашляли условия. Если проиграю я — то целую тебя. А если ты?
Пуфель: То целую тебя.
Настя прыснула в кулак и хлопнула по столу, вновь вызвав тревожные взгляды.
— Извините, — прикрыла губы ладонью. — Котик… смешно кушает.
— Может, все же приляжешь?
— Да чего ты пристала? Я трезва как стекло. Смотри! — подруга встала и прошла вдоль прямой от стола до двери и вернулась, ни разу не покачнувшись.
Эля с грустью вздохнула, готовясь к нравоучительной отповеди, но заметила нахмурившегося, сжавшего кулаки мужа и молча склонилась над тарелкой.
Малири: Придумала. Если проиграешь, станешь моим маунтом на сутки.
Маунт — это ездовое животное. Проще говоря, засранка предлагала таскать ее на горбу или закорках. Думал, придумает что-то более жестокое и унизительное, но что такого в том, чтобы носить девчонку на себе? Поэтому без долгих размышлений согласился, после чего мы приподнялись и ударили по рукам, скрепляя договор. Вот только теперь на нас с подозрением косились и отцы, и я не мог их винить в чрезмерной заботе. Довольно странно, когда двое подростков, молчавших как рыбы на протяжении всего застолья, вдруг встали и пожали руки. Богачи предпочли сделать вид, что ничего не заметили, мои же переглянулись, пожали плечами и продолжили трапезу.
— Оп, — папа заглянул в бутылку, — пусто. Не волнуйтесь — есть еще.
— Ты совсем в хлам упиться решил? — шикнула мама. — А если пришельцы нападут?
— Тоже думаете, что это инопланетяне? — с придыханием произнесла Элеонора. — А капсулы — боевые аппараты, загодя доставленные на Землю. Ну, как у Герберта Уэллса. Лично видела, как из-под крышки тянулись жуткие черные щупальца, а потом кошечки-горничные превратились в чудовищ! Хорошо, что Настенька всех прогнала. Ужас какой. До сих пор не верится, что все это случилось на самом деле.
— Да америкосы это все! — второй «искандер» приземлился так, что посуда подпрыгнула. — Но ничего — мы тоже не промах. Всех перестреляем на хрен! Правда, сынок?
Тяжелая ладонь сжала плечо и тряхнула так, что в животе все всколыхнулось, а перед глазами поплыло. Пока сидел ровно, самогон почти не ощущался, но теперь тошнота и головокружение стремительно набирали силу. И, похоже, не у меня одного — на лбу эльфийки проступила испарина, сама она сжала губы и уставилась в одну точку.
— Ну, по шестой.
От запаха и журчания стало в разы хуже — пришлось напрячь все внутренние резервы, чтобы не блевануть прямо на стол. Вертолетов налетела целая эскадрилья (или как там летают вертолеты?), и принялась безжалостно кружить перед лицом. Все, что прежде казалось ароматным и вкусным, теперь вызывало приступы тошноты — пока еще незаметные для окружающих, но одна только мысль о новом тосте выкручивала кишки, как мокрое белье. А пить придется — иначе проиграю, чего допускать никак нельзя. И дело не в том, что лень или западло носить Малири на себе. Тут уже вопрос чести и достоинства: еще бы я — сельский пацан — уступил в пьянке какой-то белоручке. Черта с два она меня перепьет — вон, сама уже сидит, точно кол проглотила, так что от полного разгрома отделяет всего пару шотов — тут уж сдавать назад никак нельзя.
— За… — папа замешкался, вспоминая, за что еще не пили, но не придумал ничего оригинального и повторил всем известную классику, — здоровье!
Звон стаканов резанул по ушам, а желудок зашевелился, заурчал, задрожал, словно в нем копошился маленький злобный лев. И если все пойдет в том же русле, гости во всей красе узнают, як он рычит. Не отступать и не сдаваться, это мое поле боя, я тут царь и господин, и никакая пришлая засранка не разобьет меня на моей же земле. Непримиримые враги встретились взглядами — мутными, уставшими, остекленевшими. Каждый хотел подначить противника, оскорбить, вывести из равновесия, но не хватало сил даже на презрительную ухмылку — любое резкое движение могло поставить точку в бескровной, но оттого не менее жестокой дуэли.
