включила радио. Новости были бы сейчас кстати.
— Идет второй день с начала правительственного переворота. Господин Вербицкий, которого сторонники Императора открыто называют предателем, пытается штурмом взять Москву изнутри. У нас нет сведений, жив Император или нет…
Заслышав последнее забеспокоился. Если нет сведений, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
— Напоминаем нашим слушателям, что вчера ближе к вечеру войсками, подвластными главе рода Вербицких, был нанесен массивный удар по Кремлю. С тех пор о состоянии Императора не поступало вестей. Полиция и находящиеся в Москве войска деморализованы. Ждут подмоги от подступающих частей.
— Много их, — задумчиво роясь на просторах сети, проговорила Ната.
— Наших или кого?
— Сеть листаю. Наши, словно хомячки, все передвижения войск выкладывают. С фотографиями.
Я сомневался, что Вербицкий листает соцсети, но новость о том, что на три колонны был совершен артналет, наводила лишь на мрачные мысли.
— А в Москве ад. Перекрыты дороги, на выезде тысячи машин. Толпа и паника: когда войска прибудут, им придется потратить немало времени на то, чтобы пробраться.
— А вертолеты?
Она молча скинула фото звена сбитых вертолетов. Два десантных, тройка боевых уродливыми обломками лежали прямо на асфальте. Приписка гласила, что третья попытка прорваться с воздуха закончилась неудачей.
— Какого черта? — От злости чуть не саданул кулаком по приборной панели.
— Пишут, Вербицкий взял под контроль ПВО.
— Что значит «взял»? Пришел, видит ПВО лежит — и в карман? Оно не охранялось?
— С меня не спрашивай, — огрызнулась инфо-фея. В самом деле вспылил, она-то здесь ни причем…
— Что еще пишут в сети?
От прозвучавшего ответа поперхнулся. Часть людей на стороне Вербицкого. Ведут себя до странного апатично, ничего не требуют, но участвуют в военных операциях. Войска отказываются стрелять по гражданским — сложно их в этом винить.
— Говорят, — продолжила Ната, — это началось сегодняшним утром. Люди… боятся. Многие пишут, что их родных будто разом подменили.
Стиснул зубы, потребовал, чтобы Ната из кожи вон вылезла, а до Бейки достучалась.
Сама мысль, что командующей уже может не быть в живых, не умещалась в голове…
* * *
Через час свершилось чудо. Видел бойцов, идущих на подмогу имперским войскам — протянутая, широкая колонна грузовиков и техники.
Как и разбитые напрочь артналетом машины, чернеющие остовами в кюветах. Радостная зима, обещавшая мир под куранты Нового года, обратилась в жуткий, мерзкий кошмар.
— Есть! — воскликнула Ната, все это время державшаяся за антенну усилителя сигнала. Сквозь шипение белого шума услышал голос командующей.
От сердца отлегло — слава богу, она жива!
— Потапов? Это правда ты?
— Есть сомнения? — обиделся в ответ.
— У нас прервалась трансляция с того самого момента, как мятежники решили прервать церемонию мирного договора. Мы посылали запросы, но с той стороны отвечали, что ты и тебя сопровождавшие погибли. — Она объяснилась в знак извинения. — А потом нам попросту стало не до того. Слышал, что творится?
— И слышал, и видел…
— Москва, считай, в осаде.
— И как к вам прорваться?
Она усмехнулась моей наивности.
— Прорваться? Потапов, ты точно не оставил часть мозгов в Царенате? Если у нас не могут прорваться основные войска, надеешься стать особенным?
— Так что же теперь, сидеть и ждать? — буркнул, едва сдерживая злость.
— Я подобного не говорила. Есть возможность. Карта у тебя под рукой?
Ириска тут же вывела прямо на лобовом стекле. Командующая не стала дожидаться ответа:
— Значит, слушай. У Святово есть выход к сточным каналам. Через них можно попасть в город.
— Так почему же вы сами не выводите там людей? — всполошился я.
— Сам-то как думаешь? Эта часть города под вражьим контролем, да и ты в своем уме — как представляешь вывод тысяч человек через эти дырки?
Честно признаться, ожидал ответа в духе того, что там чудовища и мутанты…
— В Москве тяжко — часть народа молчаливо и недобровольно поддерживает Вербицкого.
— Это как? Под дулами автоматов выполняют приказы?
Бейка устало выдохнула на том конце провода.
— Ах если бы. Все гораздо хуже. Взяли парочку в плен, и я могу тебе с уверенностью сказать: их обратили в шавов.
В салоне машины повисло кислое молчание. Попросил повторить — уж не ослышался ли я? Командующая подтвердила, что все так, как она сказала.
— Он что же, похищал тысячи людей, держал их в застенках, а сейчас единым потоком выпустил на улицы?
— Нет. Люди, которых эвакуируем, говорят, что некоторые из их родственников попросту поутру проснулись… другими.
В какой-то скверной прочитанной мной книжке точно так же начинался зомбиапокалипсис.
— Как и куда вы эвакуируете людей? Значит, есть просвет, где можно проскочить.
— Эвакуация — это та мышиная возня, которой мы занимаемся. Основной народ столпился на выездах — гигантские пробки, и черт знает, когда они рассосутся. Мы эвакуируем людей в районы, что еще под нашим контролем. Но с каждым часом ситуация становится все хуже и хуже.
Я сглотнул.
— Что с Императором? Он жив? Только не говори, что тоже не в курсе.
— Его Превосходительство жив, но ранен. Без серьезной медицинской помощи ранение может стать фатальным.
— А Влада, не знаю там, Елена… — вспоминал тех, кто были у нас на роли медиков.
— Не чудотворцы, Потапов.
— Кто еще из наших жив?
От ее ответа всем сразу же стало теплее. Все. Это дарило надежду, вселяло уверенность.
— Вы сейчас где? Далеко от Москвы?
Следовало признать, что часа два-три при крейсерской скорости ехать. Хорошо, что хоть полный бак залит. Бейка заскрипела зубами сквозь провод.
— Присоединитесь к одной из идущих к Москве колонн. Там что-нибудь придумаем. Отбой.
Разговор на этом закончился. Я крутанул руль, двинулись прямо к блокпосту.
Бойцы угрюмо и без радости смотрели в наши лица. Документов при нас не было, но меня узнали по лицу. Хорошо быть героем России…
Я прищурился, подъезжая к колонне ближе: знакомые очертания радовали глаз.
Да ведь это же Зверь Войны во всей своей красе!
Танк, на котором прорывались из-под особняка Скарлуччи к своим, сильно изменился с момента нашей первой встречи. Над ним основательно поработали, подарив вторую жизнь. Едва завидев меня, старик глухо выдохнул, поприветствовал. Ответил ему тем же.
— Ба-а-а, да перед нам же лейт! — Знакомый голос Васятки был приятен уху. Зеленошкурая бестия спрыгнула с бронированного корпуса, спешно обтерла ладони о штанину, протянула мне.
Из машины вылез: после того как отогрелся, казалось, что на улице стало еще холодней.
— Главный тут кто?
— Что за малек — не успел приехать, ему главного подавай. Вон, видишь коробочку? — ткнула в сторону БМП пальцем. Благодарно кивнул, дыша, как паровоз, двинул в том направлении. Орчанка кричала вслед:
— Не теряйся, лейт. Как будет че — заскакивай, ага?
Ага.
Офицер, сидящий на броне, больше походил на усатого черта. Не удивился, коли бы под каской у него обнаружились рога.
— Представьтесь. — Он скривил рожу, словно я попросил у него взаймы.
— Младший лейтенант Потапов. Ружемант. Взятие Вратограда — говорит о чем-нибудь?
Ему говорило.
— То-то я и погляжу — морда у тебя знакомая. Ты ж в Царенате быть должен… — Он прищурился на меня, как на шпиона.
— Срочным рейсом после случившегося там мятежа отправился домой. Наш транспортник подбили.
— Далеко?
— У пересечения семнадцатой полосы.
— Гришка! — На оклик отозвался вихрастый гоблин. — Проверь.
Глядел зеленошкурому вслед, офицер курил. Мне не предлагал и, казалось, успел за это время познать дзен.
— Я Юрий Фиранчук. Майор. Мы движемся в Москву, но боюсь, что не успеем.
— Потому и встали здесь?
— Не груби, лейтенант. Техника замерзла, отогреваем. Ты сам-то что, из семейства моржовых? — ухмыльнулся, намекнул, что слишком легко одет.
Проглотил его насмешку.
Гоблин вернулся мгновением позже, подтвердил мои слова. Фиранчук выпустил тугую струю дыма, пожал плечами, емко заключил: «Мудаки!» — и замолчал. Вновь глянул на меня.
— Хотел чего, лейтенант? С нами пойдешь? Ружемант нам бы пригодился.
Я закусил губу — майор дело говорил. Жаль, что у меня на эту ситуацию свой взгляд.
— Оружие, снаряжение, пару дронов. Есть у вас «Топтыгины»? — Вопрос точно был риторическим: дроны жужжали у меня над головой.
— Найдем. А ты что задумал?
Я на мгновение задумался — выкладывать ли перед ним все как на тарелочке? А потом махнул рукой — хуже уже не будет.
