тоже заинтересованы в том, чтобы земная цивилизация была хорошо подготовлено к этой волне экспансии, так что никто не собирается бросать беззащитных людей в самое пекло. Скорее уж наоборот: первые миссии обещают быть достаточно легкими, чтобы дать человечеству ощутить вкус легкой наживы.
Я не удержался, и показал ему голограмму двух сражающихся фигур — моей Ариэль и одним из тел Сефирота, которые уже несколько месяцев не переставали соревноваться друг с другом.
— Ты ведь занимаешься этим много веков, Кратос, скажи, чего нам не хватает?
Мастер задумался, пристально вглядываясь не столько в движущиеся фигурки, сколько меня самого.
— Насчет твоего противника, точно не скажу, хорошо бы встретиться с ним лично. А вот тебе не хватает центра.
Я приподнял бровь. Центра?
— Ты юн и полон энергии, — пояснил Кратос. — Но ты, как молодой ветер, расплескиваешь свою силу сразу во все стороны, преследуешь десятки целей, ни одна из которых так и не стала по-настоящему твоей. Притормози, сядь и послушай, отыщи в этом хаосе свой центр. Кто ты такой на самом деле? В чем твоя суть? Это не то, что ты можешь подглядеть у соперника или спросить у учителя. Это очень личное, путь к вершине, который каждый должен пройти сам, сколько бы времени это ни заняло — хоть несколько секунд, хоть даже всю жизнь.
Тут мне пришлось задуматься. А ведь он прав. Я избавился от “родительского поводка” Прометея, но оказался в сером поле неопределенности. Почти все дела, которыми я занимаюсь, так или иначе связаны с моими спутниками, моим прошлым и так далее. А чего желаю я сам? Чем бы занялся я, будь все проблемы решены, а все цели достигнуты? Или наоборот, попади я в смертельную ловушку, из которой нет выхода, как Кратос.
— Это то, что сделал со мной Авалокитешвара, — пояснил монах. — После гибели я потерял опору, утратил сознание своей сути. Он помог мне отыскать новый центр, нового себя. Вот почему я здесь.
Наверное, это даже не слишком сложно. Во всяком случае, для меня. Беда лишь в том, что я никогда особо не задумывался об этом. Слишком уж много было дел, срочных и неотложных, слишком много шума во всех головах разом. Но если успокоить все это волнение и задать прямой вопрос — кто я, богом какой “стихии” я мог бы стать, будь у меня достаточно силы, то ответ очень прост. Стоит только посмотреть на то, каким способом я решал все стоящие передо мной проблемы с момента моего рождения в этом странном мире. Как сумел защитить свою деревню, вызволить Селесту и даже то, как собираюсь спасти Землю. Это вовсе не сила сновидений, которой одарил меня мой предок, Прометей.
Конечно же, это крафт — в самом широком понимании этого слова. Древние греки, наверное, назвали бы меня богом-кузнецом, наподобие Гефеста. Будущие пользователи моих супер-гаджетов — назовут богом роботов и механизмов, восставшим против Системы.
И чего же я хочу, как будущий бог крафта? Глупый вопрос! Хочу узнать все обо всем, научиться создавать любое мыслимое устройство и даже саму жизнь. Хочу создавать новые расы, новые планеты, новые цивилизации. Хочу наблюдать, как они развиваются, познают природу и учатся сами упорядочивать мир вокруг себя. Хочу дать им иную Систему, которая действует не как паразит, но как ментор и хранитель. Вот почему для меня так важны наномашины, важна библиотека Селесты, важен Онейрономикон, вот для чего я коплю знания и амальгаму. И это всегда лежало на поверхности, но я, дурак такой, этого просто не осознавал…
По спине поползли мурашки. В головах — во всех сразу — наступила ясность.
— Ага, вижу тебя уже проняло, — улыбнулся Кратос. — Говорю же, для некоторых этот процесс происходит очень быстро. У меня в свое время ушло всего несколько часов. Но ты, похоже, тянешь на рекорд!
* * *
Ариэль остановилась, позволив Сефироту, в лице стройняшки Момоко, разбить мою марионетку на множество осколков. Но осколки эти не упали на землю, а облепили девушку, наподобие экзоскелета Железного Человека, сковывая ее движения, пока обе “куклы” не слились в одну неподвижную статую.
— Эй! — возмутился мой противник. — Это что еще за читерство такое? Нормально же сражались!
— Это не читерство, — улыбнулся я, появляясь перед ним в своем нормальном облике. — Просто я уже все понял. Во всяком случае, о себе. Спасибо за познавательный бой, коллега!
— В смысле, “спасибо”? — серафим уже был не на шутку взбешен. — А как же я?!
Его тело начало ярко светиться, так что даже сквозь оболочку из биополимера на него стало трудно смотреть незащищенным взглядом. А вот небо, наоборот, потемнело, как при затмении. Его голос прогремел, словно гром:
— Мы так не договаривались!!! Ты не уйдешь отсюда!! И никто не уйдет пока я… Пока я…
Вспышка — и от “экзоскелета” не осталось ни следа, как и от одежды самой Момоко. М-м-м, красотка! Так, стоп, а почему я тоже голый? И куда делось додзе? Ой, и моя суперсовременная постройка тоже куда-то подевалась. Остались одни только голозадые… Ха-ха-ха, ну Сефирот, ну ты даешь!
На месте двух легендарных школ боевых искусств остались лишь немногочисленные клумбы, редкие деревца да несколько тысяч ошарашенных внезапной “нудистской вечеринкой” туристов и монахов.
— А-а, — задумчиво протянул Сефирот, возвращая себе одежду и принимая облик молодого мужчины с длинными волосами. — А-а-а. Кажется, я тоже понял.
Я глянул на его ауру. Эволюция? Он только что настоящим богом стал? Красава! Но мне определенно пора отсюда валить.
— Демиург? — удивился новорожденный бог. — Ладно, не дергайся, не стану я за тобой гоняться. Все-таки ты мне помог. Но старайся больше не показываться на глаза, понятно?
Мы обменялись вежливыми поклонами.
— Ну чего вылупились, оборванцы? — прикрикнул он на стоявших вокруг зевак. — Додзе закрыто, катите отсюда свои булки, пока я добрый!
С абсолютно ясного неба ударила молния, поджигая одно из деревьев. Люди в панике принялись разбегаться, прикрываясь руками и сорванными на ходу листьями.
А он силен! Одной мыслью так гнуть материнскую реальность... Даже завидно стало. Ничего-ничего когда-нибудь я к этому порогу тоже подойду. А пока нужно заняться более насущными делами. Следы расы "предтеч" сами себя не отыщут!
Передо мной, насколько хватает глаз, — безжизненная марсоподобная пустыня. Здесь так холодно, что
