– Десять минут, – пообещала я, обескураженная столь резкой сменой темы разговора.
– Потерплю, – вздохнула рыженькая и, быстро взглянув на меня, прищурилась: – А я пока произведу осмотр вверенного мне гардероба. Я же твоя компаньонка?
– У тебя полная свобода действий, – улыбнулась ей.
– Моя любимая фраза! Итак, – Лисичка распахнула двери гардеробной, – что у нас тут?
В следующие несколько минут платья вылетали из шкафов и падали на кровать, подобно разноцветным осенним листьям, а я, вздохнув, отправилась в ванную комнату приводить себя в порядок. Хотя буду честной: я просто сбежала от кипучей деятельности, развернутой моей новой компаньонкой, и в ужасе пыталась представить, что подумают слуги, когда придут убирать комнату.
Долго наслаждаться одиночеством в ванной мне не дали. Едва прошли озвученные мной десять минут, как Лисичка для вежливости пару раз стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату. Поморщилась, когда увидела мое простое и весьма скромное платье, молча помогла переплести косу и потянула за собой.
Подруга уже прекрасно ориентировалась в доме и безошибочно направилась в обеденный зал. Проходя мимо гостиной, куда двери снова были предусмотрительно закрыты, она недовольно сморщила носик и повернулась ко мне:
– Слушай, распорядись куда-нибудь деть эту цветочную лавку. Чувствую, что стоит заклинание, нейтрализующее запахи, но для меня – что оно есть, что его нет.
– Хорошо.
Странное дело, еще недавно чувства сбивали меня с ног своей интенсивностью, а сейчас словно отрезало все. Я ощущала еле заметные запахи, и не более. Никакого особого дискомфорта не было, но я понимала, насколько все тонко воспринимает Лиса и как тяжело ей приходится, раз она просит о подобном.
– А вот эти ароматы мне нравятся, – улыбнулась моя компаньонка, когда мы вошли в обеденный зал.
Ален уже находился там. Он сидел во главе стола и просматривал какие-то бумаги. Ани как раз ставила одно из блюд на стол, а рядом с братом стоял Ренард, который вежливо поклонился при виде нас. Он что-то негромко сказал брату, тот отдал ему документы и посмотрел в нашу сторону:
– Можешь идти.
– Да, милорд, – Ренард снова поклонился, дождался, когда мы с Лисичкой сядем к столу, подвинул нам стулья и вышел из комнаты.
– Леди Мирализа, – улыбнулся Ален рыженькой, – вам понравилась комната?
– Да, милорд, – мило улыбнулась Лисичка, склонила голову, – ваша доброта не знает границ.
– Я рад…
Наблюдая за обменом любезностями, я только молчала, хлопала ресницами и недоумевала от спектакля, разыгрываемого передо мною. То, что и Ален, и Лисичка делают это специально, преследуя неведомую мне цель, я понимала. Но зачем?
– Ах, милорд, искусство вашего повара выше всех похвал, – щебетала Лисичка, накалывая на вилочку маленькие кусочки холодного рулета. – Никогда до сего дня мне не приходилось пробовать столь нежный паштет. Удовлетворите мое любопытство: повар владеет особой магией, позволяющей ему творить такие шедевры?
– Как вы догадались, прекрасная леди? – негромко рассмеялся Ален. – Но я рад, что столь скромный обед вам пришелся по вкусу, ибо самая лучшая награда для меня – ваша несравненная улыбка.
– Милорд, вы смущаете меня… – Лисичка зарделась и опустила глаза.
Тут я не выдержала, или вернее сказать, мне не нравилось оставаться единственной, кто не в курсе правил сегодняшней игры.
– Что тут происходит? – довольно резко спросила я, бросив салфетку рядом с тарелкой, после чего благодарно улыбнулась служанке, как раз наливавшей мне сок.
– Ани, подашь горячее через полчаса, а пока можешь идти и закрой двери, – приказал Ален и повернулся ко мне.
Служанка поставила графин на стол, сделала реверанс и вышла из комнаты, а я, проводив ее взглядом, еще сильнее нахмурилась и сцепила пальцы, чувствуя, что начинаю злиться. Появилась знакомая изморозь, которая тут же пропала, что означало одно: Ален снова активировал щит, и это заставило меня еще сильнее сощурить глаза.
– Элера, ты вновь задаешь не те вопросы. – В голосе брата читалось разочарование. – Хотя на этот раз тебе достало ума промолчать, но с терпением и выдержкой – опять сложности. А теперь расскажи мне, как ты собираешься противостоять Сеферу, раз совершенно не владеешь собой?
– Очередной урок?
– Ты должна была сразу же включиться в разговор и поддерживать заданный мною тон беседы, как и Лиса, а не сверкать глазами от злости, выставив на всеобщее обозрение растерянность и непонимание. Да что с тобой? Или с тех пор, как ты начала обниматься с мужиками, у тебя весь разум испарился?
Ален был зол, не считал нужным выбирать выражения и бил наотмашь по всем известным ему болевым точкам.
– Это жестоко, – заметила я. – Не думала, что мне и здесь нужно носить маску. Всегда считала, что могу быть откровенной и естественной в собственном доме.
– Все верно, – уже мягче сказал Ален. – Не обижайся на меня, Рыжик, но ситуация, в которой мы все оказались, гораздо серьезнее, чем представляется тебе. Ты полна азарта, у тебя грандиозные планы, но ты не осознаешь, что малейший промах – и проиграем мы все. Ты готова стать причиной нашего провала, пустить под откос все то, ради чего старалась последние семь лет?
– Нет… – Я опустила голову, ибо стало стыдно. – И все равно я не понимаю смысла сегодняшнего урока.
– Все просто, Рыжик. Через три недели весенний бал, на который мы официально приглашены и, следовательно, обязаны явиться. Папаша Сефера жаждет нас видеть до того, как наступит праздник весны, и согласно твоему желанию я принял его приглашение, хотя до сих пор не получил объяснений по этому поводу. Но, – брат поднял указательный палец, – я пошел у тебя на поводу и готов подождать, пока ты созреешь, чтобы сделать признание. Я согласился, чтобы ты удовлетворила свое желание отомстить ройгарцу, и дал слово, но, Лер, это становится слишком опасным, а ты – не готова.
– Я готова! – возмутилась и повысила голос я. – Не надо меня недооценивать.
– Я говорю лишь о том, что вижу. А ты понимаешь, что как только мы нанесем визит Сеферам и я отправлю наместнику письменное согласие и благодарность за приглашение, то к нам тут же будет приковано внимание всей антарийской аристократии? Я умею владеть собой, а ты? Каждое твое слово, жест, фасон платья, прическа будут пристально рассматриваться, как через лупу. Тебя будут обсуждать, строить домыслы, видеть несуществующее и приписывать немыслимое. Ты готова выдержать такую атаку, если сейчас, в домашней обстановке, среди тех, кто бесконечно любит тебя, все равно не можешь сдержать внутренние порывы, обижаешься на ровном месте и совершаешь ошибки? Нам придется отправиться ко двору и пережить все это, а вся твоя идея с Сефером… Лер, повторюсь, ты недооцениваешь противника, думаешь, что он слаб и ты обойдешь его во всем, а он только начал действовать в полную силу. Посмотри, что творится в городе: облавы, досмотры, причем он не делает разницы между сословиями, и все лишь потому, что ты выскользнула у него из рук и уязвила его самолюбие. Хотя мало кто знает истинную причину происходящего. Для всех остальных обоснование совсем иное. А что будет, когда он проведет параллели между случайно встреченной и понравившейся девушкой и тобой? Если он сопоставит Селену и Элеру? Я боюсь даже думать об этом! Сейчас ты защищена не только гением Тимара, но и магией Карризи. А галгарец весьма откровенно демонстрирует нам свой интерес, о чем свидетельствуют знаки его внимания. Я специально приказал относить его дары в одну комнату, чтобы ты почувствовала масштаб проблемы. И пойми, Лер, это все результат двух встреч и одного поцелуя. А что будет дальше? С одной стороны, антарийская знать с наместником во главе, с другой – Сеферы, с третьей – Карризи. Тебе не кажется, что сейчас не время привлекать к себе лишнее внимание? Рыжик, я спрошу еще раз: ты все еще хочешь начать свою игру, зная, что на одной чаше весов всего лишь уязвленное самолюбие, а на другой – опасность потерять все, что тебе дорого?
Я сидела и молчала. О богиня, Ален во всем прав. Каждое его слово пропитано разумом, логикой и вполне понятными опасениями. Он беспристрастно предупреждает меня обо всем, что мне предстоит, и хочет услышать честный ответ. Вот только он не знает, что в руках Сефера находится средство для его спасения, которое поможет ему вернуться в нормальную жизнь. Каково мне видеть брата в инвалидном кресле, слышать его рассуждения и понимать, что столь грандиозный ум заперт в ловушке искалеченного тела? А я не могу рассказать ему про лунный камень, потому что, если ничего не получится, пусть это будет только моим провалом. Если бы дело было только в обиде, нанесенной мне, то, возможно, я бы отступилась, но Ален… Ради кого мне рисковать? Он единственный, кто остался… Так что возможность видеть его здоровым и, я уверена, счастливым стоит любых опасностей.
