Вот и в этот раз.
Олежка остановился, удивленно посмотрел на старшего товарища, ответил:
– Мне разрешили взять топор.
– Зачем?
– Хочу сделать кол.
Какой еще кол? Дамир спустился на террасу:
– Для чего?
– Против пса. Если мертвая собака снова нападет, то я подумал, ее лучше всего колом. В пасть или в бок.
– Сюда никакая собака не доберется. Не бойся.
Мальчик угрюмо кивнул, но видно было – от своей идеи не отказался.
– А где ты собрался рубить? – попытался зайти с другой стороны Дамир.
– Осины везде полно, ее не жалко. Я прочитал, что от мертвецов надо из осины.
– Сказки ведь!
– Да что такого? Я никому не мешаю…
– Ну иди.
Дамир проводил мальчика взглядом. Он видел, что опять ни на шаг не приблизился к пониманию его характера. Нужно было возвращаться к ненавистным бумажкам, а он все медлил, медлил…
Диана не вернулась ни к вечеру, ни под утро. Все понимали, что это может значить, но вслух не говорили. Молчаливое ожидание действовало на нервы.
Весь следующий день собирали грибы в окрестных буераках. Даже не собирали, а выискивали. Эти полудохлые червивые сыроежки еще и прятались так, будто знали о своей судьбе…
А вечером все по уже сложившейся традиции набились в комнату к Климу. Все, кроме мастера Слова, который чувствовал себя намного хуже, чем разведчик, и за которого Геда волновалась всерьез. Трое подмастерьев, два младших ученика, Геда, Клим. Совсем не та компания, с которой можно пытаться уйти в новое Убежище по горам. И все это понимали.
Подмастерья Дианы, правда, храбрились, повторяя, что окрестные горы они знают лучше чем свои пять пальцев и дорогу в любом случае найдут. Но Клим взял с них слово, что они не покинут территорию, пока есть хоть слабая надежда дождаться помощи… или хотя бы возвращения Дианы. Геда не стала ничего говорить при учениках, но положение с продуктами было аховое. Еще немного – и есть будет нечего… никакие грибы не помогут.
Она разливала по кружкам травяной чай – хоть с этим подножным добром не было никаких проблем.
– Может, правда попытаться добраться до ближайшей деревни? Парни бы справились, – тихо сказала она, чтобы разрядить нависшее молчание.
– Уйдут, и кто здесь останется? Два калеки, дети и… и ты. А в одиночку идти нет смысла. Да и вообще, плохая идея. Схарматы наверняка обчистили все окрестности – армия у Акима большая даже помимо мертвяков. Я сомневаюсь, что даже наши давние поставщики согласятся что-то продать. А уж подмастерьям, мальчишкам, которых никогда раньше не видели…
– Но надо же что-то делать? – тихонько спросил Дамир.
– Геда, сними повязки, я сам схожу.
– Не может быть и речи. Ты нам живой нужен. А в город сходить – это совсем не вариант?
– Мы просто тянем время, – с досадой сказал один из Дианиных парней. – Рано или поздно идти придется…
Все эти разговоры повторялись из раза в раз, из вечера в вечер. И сегодня ничего нового не прозвучало.
Разве что Олег спросил:
– А Дальгерт?
– Что «Дальгерт»? – раздраженно ответил ему Клим. – Дальгерт сидит в монастыре, считай, в плену у схарматов. Что он может сделать? Прошло несколько дней, мы даже приблизительно не знаем, что там происходит.
И, пожалуй, только Дамир мельком подумал, что как-то слишком быстро Олег ушел. Но не придал значения. Ну, расстроился человек, решил побыть один, с кем не бывает?
Хватились его уже в сумерках.
А когда стало ясно, что его нет нигде в Убежище, и вовсе наступила тьма.
Клим, услышав новости, только сказал:
– Если своей головы нет, чужую не приставишь.
Нарочито равнодушным, сухим тоном. Словно судьба мальчика его совершенно не волновала.
Ту ночь все так и просидели в его комнате. Так что даже пострадать в одиночестве не удалось.
Снова набежали тучи, принесли дождь и холодный ветер. Это было напоминание: скоро сентябрь. В косах берез поселилась седина, люди кутались в теплые вещи и старались пореже выходить под дождь.
Дальгерту такая погода нравилась. Можно, не мозоля никому глаза, постоять на открытой галерее, подумать. В мастерские идти не хотелось – там витийствовал Лек. Что-то у него опять шло не так, и он винил в этом всех, кто попадался на глаза.
Светились многие окна: в такую пасмурную погоду в кельях темно. Мок двор, у разрушенных ворот скопилась большая грязная лужа. Даль поморщился от промозглого холода и решил, что с него хватит, надо идти к огню. И надо уже позаботиться о теплых вещах на зиму. Пожалуй, этим можно заняться прямо сегодня.
Он спустился с галереи, миновал трапезный зал, легко ответив на приветствие дежурного солдата. Над входом кто-то уже намалевал углем Глаз Схарма.
Поднялся к мастерским, послушал, не орет ли где-нибудь Лек. В мастерских деловито переговаривались мастера, никаких следов лишнего шума.
С Леком Дальгерт столкнулся на лестнице.
Глаза мастера лихорадочно блестели, на щеках горел яркий румянец, одежда казалась растрепанной. Лек всегда очень заботился о своем внешнем виде, и Даль мимолетно подумал – с Ильрой повздорил, что ли?
Все в мастерских знали, что дела у Лека на личном фронте идут неважно. Насколько неважно, Даль не расспрашивал. Не хватало еще собирать сплетни об Ильре. Жива, здорова, уже хорошо. А что выбрала этого…
Это ее дело. Разумеется, только ее… ты-то сам сделал все, чтобы она не выбрала тебя.
И правильно сделал. Помнишь, чем для нее в прошлый раз кончился просто намек на то, что она может тебе нравиться?
Лек проскочил мимо, едва заметив идущего навстречу помощника. Дальгерт проводил его взглядом и поплелся на жилой этаж.
Дверь комнаты Ильры была распахнута настежь. Стул перевернут, на полу разбитая кружка. Даль, ругая себя и повторяя: «Это не твое дело!» – заглянул внутрь. В окно глядело хмурое небо, на подоконник из-за неплотно прикрытой рамы натекла лужа.
– Эй, – позвал Дальгерт, хотя уже видел, что комната пуста.
По дороге ему встретился только Лек, значит, с жилого этажа Ильра не уходила.
Дальгерт, продолжая себя уговаривать, что делает глупость, что люди часто ссорятся и ничего в этом нет такого страшного, прошел коридор до конца, до лестницы, ведущей в квадратную угловую башенку. Башенка эта – не более чем удобный выход на крышу левого крыла. Пустая коробка с двумя окнами, даже не застекленными.
Дверь на крышу оказалась распахнута, в нее косыми струями залетал дождь. Тучи ползли низко, прижимались к горным склонам, окунали их в туман…
Дальгерт огляделся и тут же увидел Ильру. Она стояла на краю огораживающего крышу парапета. Смотрела ровно туда же, в затянутую туманом даль за рекой.
Постояла немножко, переступила за парапет и теперь была уже снаружи, видимо, нашла какой-то приступок, на который можно поставить ноги. Руки лежали на оградке.
Впоследствии Дальгерт так и не смог вспомнить, каким образом умудрился преодолеть полных двадцать метров до того места, где она стояла. Как ухитрился перегнуться через парапет и поймать за пояс платья уже срывающуюся вниз девушку. И самой главной загадкой было, как он умудрился ее удержать и даже через какие-то секунды вытянуть на свою сторону парапета.
Ильра вырывалась неумело, но яростно. Ей удалось разбить Дальгерту нижнюю губу и прокусить кожу на плече. Ничего не оставалось, как прижать ее к себе и постараться оттащить подальше от края крыши.
– Пусти!
– Тсс! Тише!
Дальгерт отпустил ее, только когда добрался до сомнительного укрытия башенки. Сырое это, промозглое помещение, тем не менее, защищало от дождя.
Ильра успела вымокнуть, волосы свисали мокрыми сосульками вдоль щек, как тогда, в день, когда она разбудила древнюю магию Тарна… в день, когда он ее чуть было не потерял в первый раз.
Что же такого сказал… или сделал Лек, что она потеряла голову и побежала прыгать с крыши? Через столько дней, проведенных вместе. Они же и раньше ссорились, об этом знала вся мастерская. Или дело вовсе не в Леке? Тогда в чем?
– Ильра, что случилось? Что он сделал?
Подняла взгляд. Огромные, широко распахнутые глаза без тени страха. Дальгерту очень не понравился этот отчаянный, безнадежный взгляд.
Он мог бы, пожалуй, многое ей сказать. И что смерть – штука необратимая. И что все можно исправить, кроме, опять же, смерти. И что живой человек может бороться, а мертвый – только гнить в могиле. И что «подумай! Неужели у тебя уж совсем нет ничего, ради чего стоит жить?»… многое мог бы сказать. Но дыхание перехватило, и получилось только попросить, даже не надеясь на ответ:
– Пожалуйста…
Она ответила. Глубоко вдохнула, сказала деловито:
– Зря вы меня остановили. Если бы я умерла, всем стало бы легче.
Потом подумала и пояснила:
– Он хотел, чтобы я стала его любовницей. А я не могу.
Дальгерта словно мешком по голове ударили. Он даже взгляд отвел, чтобы она не догадалась, какой эффект произвели ее слова. Он-то думал, она давно уже с Леком. Почему он так решил? Как вообще в голову могло прийти?
