Винсу Жерардису, специалисту по Большим Идеям
Планета кутается в тонкий покров облаков.
Избранница наша идеальна, найти такую мы и не надеялись. Она расстилается под нами; белоснежная вуаль спадает, приоткрывая синеву океанов, бурые прерии, желтые пустыни, серые складки молодых гор, окаймленных лесами — темно-зелеными, почти черными, — и сверкающий изумрудный газон весенних пастбищ.
Невероятная роскошь.
Я, словно ангел, парю над ослепительно яркой поверхностью. На востоке простерла руку заря. Наша планета благоразумно вращается осолонь — какая удача! У нее две луны: одна поближе, другая значительно дальше, большая, с обледеневшими горами и тонким слоем атмосферы. Ее мы исследуем позднее, как только устроимся.
Мы — десятки таких же, как я, собрались под прозрачным колпаком обсервационной палубы. Наконец-то мы купаемся в лучах настоящего света! Настоящие легкие, языки и губы — и какая радость звучит в голосах! Корабельный язык и речь Сна сливаются в сладкую музыку.
Мы хотим разойтись подальше, слиться в объятиях, совокупляться. Мы мечтаем встретить еще не рожденных детей и поторопить их, чтобы они разделили эту красоту со своими гордыми родителями.
Мы!
Нас ничто более не сдерживает, мы не потенциальные — кинетические… Долгие века ожидания позади.
Мы!
Мы здесь!
«Сеятели» и корабли-«семена» приземлились еще до нашего пробуждения. Данные собраны и проанализированы. Теперь наша физиология соответствует условиям этого мира.
Fons et origo.
Первоисточник.
Не помню, какое имя мы выбрали, оно вертится на языке… Не важно. Главное, это прекрасное имя.
Разбиваясь на пары, мы составляем колышущуюся очередь в невесомости обсервационной палубы. Мы держимся за руки, улыбаемся так, что ноют щеки, а затем, словно клоуны, корчим зверские и смешные гримасы, чтобы расслабить мышцы, которые свело от радости. Сейчас мы называем друг друга именами, узнанными во Сне, но скоро мы выберем другие — земные, морские, воздушные, древние и романтичные.
Мое новое имя вертится у меня на языке…
И ее имя тоже. Мне неловко оттого, что я впервые вижу ее, что она рядом, — и это странно, ведь во Сне мы познакомились давным-давно. Во Сне мы вместе играли, учились и ссорились — а помирившись, понимали, что не можем долго друг на друга сердиться. На Корабле она главная по биологии, а я отвечаю за физподготовку и культуру. Долгие неторопливые часы игр, уроков и экспериментов, перемежающиеся интенсивными тренировками (чтобы наши тела были в форме), — с ними ничто не сравнится, разве что пробуждение и тот миг, когда встречаешь друг друга во плоти.
Этот мир, эта плоть.
Очередь движется вперед, к серебряным воротам в полупрозрачной белой переборке, и мы переходим в зону погрузки, где нас ждут призрачно-серые силуэты посадочных модулей.
Совершить посадку наш прекрасный Корабль не может, он слишком велик — двенадцать километров в длину. Когда-то он, огромный и одинокий, сжимал в лапах покрытый льдом каменный шар диаметром более ста километров — наш щит, желток нашего космического эмбриона. Сейчас от луны из облака Оорта остался лишь крошечный кусочек — всего несколько миллиардов тонн. Торможение завершено, мы вращаемся вокруг нашей главной цели.
Позади длинным шлейфом растянулись холодные, молчаливые годы. Их было так много, что подробностей мы не помним.
Сколько?
Не имеет значения. Когда будет время, когда выберут команды для первого путешествия к поверхности планеты, я посмотрю в журнале.
Кто-то называет нас новыми именами, и мы выстраиваемся на погрузочной площадке. Наши церемониальные костюмы словно яркие цветные мазки — чтобы мы лучше видели друг друга.
Она здесь! Красивая и смелая. Сине-зелено-бежевый костюм ей к лицу; каштановые волосы коротко подстрижены. Большие, бездонные глаза смотрят на меня с любовью и вызовом — от ее взгляда у меня мурашки по коже. Она села отдельно от остальных — в надежде, что я к ней присоединюсь. Мы с ней в первой группе!
Мы.
Многих я узнаю по Сну — мы радостно поздравляем друг друга, обмениваемся рукопожатиями. Языки все еще неуклюже ворочаются во ртах, но чувства наши неподдельны. Мы — больше чем семья; в этом долгом, холодном полете мы ссорились, дрались, любили и учились, собирались в группы, расставались и вновь находили друзей. Теперь мы — такие разные — идеально дополняем друг друга, и ничто не отнимет у нас счастье высадки на поверхность планеты.
Слегка вздрогнув, посадочный модуль — маленький, даже крошечный, едва ли сто метров в длину, но очень изящный — отделяется от Корабля.
Я расстегиваю ремни, чтобы быть ближе к ней. Она хмурится, затем обнимает меня, и сетка-паутина растягивается, приспосабливаясь под нас. Мы смеемся, увидев, что многие следуют нашему примеру.
Мы дивимся, глядя снаружи на огромный Корабль, — наш славный защитник многое выдержал.
Ранее состоявший из трех корпусов, он теперь напоминает две древние ступы, объединенные основаниями. Когда-то вокруг него золотыми реками текли струи плазмы, защищая корпус от суровых звездных ветров и направляя космическую пыль в сторону кормы, где частицы льда, стекла и металла превращались в топливо или после переплавки шли на ремонт внешней обшивки.
Теперь от плазмы остался лишь тонкий луч, обвивающий суженную среднюю часть Корабля. Это зрелище завораживает, но даже оно не в силах отвлечь нас от главного чуда. Доберется лишь один корабль из сотни, говорили нам. И все же мы, проделав самое долгое путешествие в истории человечества, остались в живых, и теперь
МЫ!
ЗДЕСЬ!
Рывок и ужасный звук — словно рядом течет вода или кровь. Вокруг туман. В поле зрения вползает что-то красноватое. Я в густой жидкости. Руки и ноги колотят гладкую поверхность.
Аварийная посадка? Корабль разломился на части еще до приземления?.. Я уже не понимаю, что все это означает. Память превращается в картинку из кусочков, которую кто-то встряхнул.
Головоломка. Картинка-головоломка.
Все не так!
Тело болит. Я чувствую, что мои знания, в том числе кто я и почему здесь нахожусь, постепенно ускользают.
Я один. Вокруг что-то сжимается, будто выдавливая меня из тюбика. Ноги еще внутри, а пальцы уже рвут эластичную мембрану, проделывают в ней отверстия, через которые
