Артур Кларк - АНГЕЛ – ХРАНИТЕЛЬ

Питер ван Риберг поежился от холода, как и всегда, когда бывал в кабинете Стормфена. Посмотрев на термостат, он пожал плечами и с шутливым смирением произнес:

– Знаете, шеф, нам будет очень жаль, когда вы нас покинете, но, по крайней мере, смертность от пневмонии среди работников после этого резко упадет.

– Откуда вам знать? – улыбнулся Стормгрен.- Вдруг следующий генеральный секретарь будет эскимосом. Какой все-таки шум порой поднимают люди из-за пары градусов!

Рассмеявшись, ван Риберг подошел к двойному арочному окну. Несколько мгновений он стоял молча и смотрел на широкую улицу с большими белыми зданиями, еще не достроенными до конца.

– Что ж,- сказал он, внезапно переменив тон,- вы намерены с ними встретиться?

– Думаю, да. Обычно это позволяет на какое-то время снять проблему.

Ван Риберг внезапно застыл, прижавшись лицом к стеклу. Вон они! Идут по Вильсон-авеню. Хотя их поменьше, чем я ожидал,- где-то около двух тысяч.

Стормгрен подошел к помощнику. В километре от них небольшая, но решительно настроенная группа людей шла с транспарантами к зданию штаб-квартиры. Вскоре он мог слышать, даже сквозь звукоизоляцию, зловещий шум скандирующих голосов. Неожиданно на него нахлынула волна отвращения. Мир уже сыт по горло марширующими толпами и гневными лозунгами!

Толпа поравнялась со зданием; похоже, они догадывались что он за ними наблюдает, поскольку то тут, то там в воздух вздымались сжатые кулаки. Они грозили не ему, но жест предназначался именно для его глаз. Как пигмеи угрожали бы великану, так разгневанные люди целили кулаками в небо.

Вероятно, прямо сейчас, подумалось Стормгрену, смотрел сверху на происходящее и Кареллен – и получал, наверное, при этом немалое удовольствие.

Стормгрену впервые предстояло встретиться с главой Лиги Свободы. Он до сих пор сомневался, разумный ли это шаг взвесив все за и против, он решился на встречу лишь потому что Лига использовала бы любой отказ как оружие против него самого. Однако Стормгрен понимал что разделяющая их пропасть чересчур велика, чтобы они могли прийти к хоть какому-нибудь согласию.

Александр Уэйнрайт был высок и слегка сутулился, на вид – лет шестьдесят. Казалось, ему неудобно за своих неистовых последователей, и Стормгрена несколько сбили с толку его явная искренность и немалое личное обояние.

– Полагаю, – начал Стормгрен,- что основная цель вашего визита – выразить официальный протест против создания Европейской Федерации. Я прав?

– Такова моя главная цель, господин секретарь. Как вам известно, в течение последних пяти лет мы побуждали человечество осознать опасность, которая ему угрожает. Должен признать, результат нас разочаровал. Подавляющее большинство людей, похоже, вполне устраивает, чтобы Властелины правили миром, как тем заблагорассудится. Однако Европейской Федерацией по причине неизбывных противоречий просто нельзя будет управлять. Даже Кареллен не в состоянии одним росчерком пера стереть две тысячи лет мировой истории.

– То есть вы считаете, – прервал его Стормгрен, – Европа, как и весь мир, должна вечно дробиться на десятки суверенных государств, каждое с собственной валютой, армией, таможней, границами и всеми прочими атрибутами средневековья?

– Я не намерен оспаривать, что к Федерации необходимо стремиться как к конечной цели, хотя некоторые из моих сторонников, думаю, со мной не согласятся. Я утверждаю лишь, что стремление это должно исходить изнутри, а не привноситься извне. Мы сами должны решить собственную судьбу, у нас есть право выбора. Никто не должен вмешиваться в дела человечества!

Стормгрен вздохнул. Все это он уже сто раз слышал раньше и понимал, что может лишь дать старые ответы, которые Лига Свободы отказывалась принять. Он доверял Кареллену, а они – нет. Таково было коренное различие, и поделать с ним он ничего не мог. К счастью, ничего не могла поделать и Лига Свободы.

– Позвольте задать вам несколько вопросов,- сказал Стормгрен.- Вы не станете отрицать, что Властелины принесли Земле безопасность, мир и процветание?

– Это так. Но они лишили нас свободы. Человек жив не…

– Не хлебом единым. Конечно. Но впервые в истории и человечества настала эпоха, когда каждый обеспечен хотя бы этим самым хлебом. В любом случае… какой свободы мы лишились в обмен на то, что дали нам Властелины?

– Свободы распоряжаться собственной жизнью, по воле Господа.

Стормгрен несколько раз кивнул.

– В прошлом месяце пятьсот епископов, кардиналов и раввинов подписали совместную декларацию о поддержке политики Попечителя. Мировые религии против вас.

– Потому что мало кто осознает опасность. А когда осознают, возможно, будет слишком поздно. Человечество лишится воли и станет расой рабов.

Стормгрен, казалось, его не слышал. Он смотрел на толпу внизу, которая, лишившись на время лидера, по инерции продолжала бурлить. Сколько еще пройдет времени, подумал он, прежде чем люди перестанут терять рассудок и собственное мнение, стоит им собраться больше чем впятером? Уэйнрайт, похоже, искренне предан своей идее, но о многих его последователях этого не скажешь.

Стормгрен снова повернулся к визитеру.

– Через три дня я в очередной раз встречаюсь с Попечителем. Я передам ему суть ваших возражений, поскольку мои обязанность – представлять взгляды всего мира. Но, боюсь, это ничего не изменит.

– Отсюда возникает еще один момент,- устало продолжил Уэйнрайт.- Как вам известно, в списке главных причин, по которым мы против Властелинов,- их скрытность, и Вы единственный человек, который когда-либо разговаривал с Карелленом,- но даже вы никогда его не видели. Стоит ли удивляться, что многим из нас его поведение кажется подозрительным?

– Вы слышали его выступления. Разве они не достаточно убедительны?

– Одних слов мало. Не знаю даже, что вызывает у нас большее негодование – всемогущество Кареллена или его скрытность.

Стормгрен молчал. Сказать на это было нечего – во всяком случае, ничего такого, что убедило бы собеседника. Порой он думал, убежден ли по-настоящему сам в том, что говорит.

Конечно, с их точки зрения – совсем небольшая операция, но для Земли она стала величайшим событием за всю ее историю. Безо всякого предупреждения огромные тени внезапно опустились на два десятка крупнейших городов мира. Подняв глаза к небу, миллионы людей в один и тот же леденящий душу миг поняли, что человечество не одиноко.

Двадцать громадных кораблей со всей очевидностью символизировали науку, с которой человеческая не смогла сравниться еще многие столетия. Неделю они неподвижно висели над городами, никак не давая понять, что вообще знают о существовании человека. Но доказательств хватало и так – далеко не случайно могучие корабли столь точно остановились над Нью-Йорком, Лондоном, Москвой, Канберрой, Римом, Кейптауном, Токио…