Дмитрий Сергеев - Прерванная игра

Дмитрий Гаврилович Сергеев

ПРЕРВАННАЯ ИГРА

Фантастическая повесть

В фантастической повести известный иркутский писатель размышляет об опасности утраты неповторимого внутреннего мира личности в эпоху стремительного развития техники, машинизирующей все сферы жизни.

ОТ АВТОРА

С Олесовым я познакомился на Аршане. Мы приехали в санаторий в один день, врач прописал нам одинаковые процедуры, а диетсестра отвела нам места за одним столом. Более трех недель мы провели бок о бок.

Однажды у процедурного кабинета скопилась очередь. Завязался общий разговор. Речь зашла о фантастическом, необъяснимом, о готовности человека поверить в различные чудеса: в летающие тарелки, в пришельцев, в телепатию, в перевоплощение и еще бог знает во что. И это несмотря на то, что живем на исходе двадцатого столетия века НТР. Мнения разделились, вот-вот готова была вспыхнуть ссора. Но очередь мало-помалу продвигалась, спорщики один за другим исчезали за дверью и там остывали.

Олесов в разговор не вступал, но меня поразила заинтересованность, с какой он слушал.

После процедур мы отправились на источник: нам прописано пить по стакану минеральной воды за час до обеда. Этот предобеденный час мы всегда проводили вместе. Вначале шли по тропе в глубь ущелья. Тропа широкая, торная, для безопасности вблизи отвесов огражденная пряслами из жердей. Ходить по ней - никакого риска. В хорошую погоду тут полно курортников. Обычны большие компании, в которых много смеха и женского визга. Вид на скалистую теснину сверху впечатляющий.

Мы оба избегали многолюдья и, пройдя по ущелью с полкилометра, сворачивали с тропы, взбирались наверх по каменистому склону. Сразу было видно, что Олесову привычно ходить по горам, шаг у него пружинист и легок, движения уверенные, не суетливые, ни одна глыба, ни один обломок не обрушится из-под его ноги.

Я уже знал, что сноровку он приобрел в туристских походах. Стал бродяжить более четверти века назад, в пору, когда увлечение туризмом еще только начиналось.

По крутизне мы карабкались молча, изредка помогая друг другу. Достигнув ближнего пика, садились передохнуть. Зубец этот далеко не самый высокий - за ним громоздились другие утесы и гольцы. Нас обоих влекло туда, но времени на подобный маршрут не было. К тому же наша экипировка не была подходящей, особенно обувь.

Мы садились на шершавые камни, нагретые солнцем.

Внизу лежала Тункинская долина. Сквозь полуденное марево виднелись увалы Байкальского отрога. Над ними справа зыбко голубели не то дальние горы, не то застоявшаяся дымка из облаков. Нигде так не ощутим земной простор, как посреди гор. В горах глазу бывает распахнуто само закулисье земных далей.

Четверть часа мы проводили в молчании, потом начинали спускаться.

На сей раз Олесов изменил нашему обыкновению - заговорил, едва мы достигли вершины:

- С вами ничего не случалось... неожиданного, необъяснимого?- озадачил он меня.

"Странный вопрос. Необыкновенного, неординарного в моей жизни было сколько угодно: двадцать полевых сезонов провел я в тайге и горах. Но все, что со мной происходило, легко объяснить без телепатии и пособничества пришельцев. Без каких бы то ни было чудес!"

- Увы,- усмехнулся я.- Мне нечем похвастать.

- А я побывал на другой планете и много времени провел в отдаленном будущем,- негромко сказал Олесов.

Мне в профиль видно было его обветренное, иссеченное продольными морщинами лицо. На фоне скалистых зубцов и небесной голубизны оно вполне могло сойти за лицо космического пришельца. Наверное, двадцать лет назад, когда еще не появилось этих складок, лицо Олесова выглядело много мягче. Возраст и невзгоды огрубили его черты.

- Думаете, я вас мистифицирую?- обернулся он ко мне - серые глаза смотрели серьезно и пристально.- Зачем бы?

"В самом деле: зачем?"

- Я знаю: этому невозможно поверить. Я много раз пытался рассказывать. Никто не верил мне. Прошло почти двадцать лет... Теперь я уж и сам сомневаюсь: не пригрезилось ли? Но нет! Хотите, расскажу?

Я кивнул: хочу.

- Началось все в горах...

Рассказ Олесова с перерывами длился в течение многих дней. Привожу его полностью.

ЗА ПРОПАСТЬЮ ВЕКОВ

У нас была мелкомасштабная карта для туристов: рельеф на ней не обозначен, нанесены только речки и охотничьи тропы. Позади зубчатых стенок кара мы рассчитывали увидеть пологий спуск, а очутились на краю пропасти. Возвращаться не захотели - жаль было потерянного времени, решили обойти кар поверху. По скалистому лезвию, вонзенному в небо! На одной стороне его прилепился снежный намет - многотонный голубовато-белый карниз, висящий над бездной.

...Странным было мое последнее ощущение: я напрасно пытался цепляться за огрубевшую корку снежного наста руки скользили. От сильного грохота и свиста заложило уши. Страха я не испытал. Даже спустя немного, кувыркаясь и захлебываясь в снежной пурге, окутавшей меня, не управляя собственным телом, я все еще воспринимал этот полет как забавное и веселое приключение. И только когда вихрь ненадолго рассеялся и внизу подо мной обнажились сланцевые зубцы и глыбы, я сообразил, что нахожусь в центре снежного обвала. Хотел крикнуть, но захлебнулся снегом...

Должно быть, с тех пор прошла вечность, возможно, даже не одна - вот было мое первое ощущение, когда сознание начало пробуждаться. Горы снега сдавили и заморозили тело. Попытался открыть веки, но они тоже смерзлись. От резкой и сильной боли в глазном яблоке я провалился в небытие.

...На этот раз я открывал веки медленно-медленно.

Вспышка - зажмурился. Еще одна вспышка. Я вытерпел световой удар. И спустя долгое время сквозь наплывы многоцветных кругов различил замкнутое пространство, оградившее меня. Я лежал в просторной капсуле, наполнейной рассеянным светом и тишиной,- будто внутри мыльного пузыря.

"Значит, он все-таки есть-тот свет,-спокойно и равнодушно подумалось мне.- Не удивительно, что я не чувствую тела - осталась одна бессмертная душа".

Но тут же ощутил боль в глазном яблоке. Почему же больно, если нет плоти? Я прищурился и различил смутный гребешок собственных ресниц. Зачем бессмертной душе понадобились ресницы?

...Потом еще одна явь. На этот раз мне удалось скосить глаза и увидеть нос. Он был таким же, как и при жизни,- немного розоватым. Я начал ощущать и свое тело - колодину из цельного куска, ни рук ни ног в отдельности. В монотонной тишине разносились четкие и ровные удары. Я не сразу сообразил, что это бьется мое сердце.

Послышался человеческий голос. Слов разобрать невозмбжно: говорили на незнакомом языке.