Что нам известно о ГЕП? ГЕП — это Глобальная Евгеническая Практика. Средство достижения подлинного бессмертия. Бесценный дар, уникальный сплав науки, и, прошу прощения за тавтологию, практики. Эмпирическое воплощение вековечной мечты земного создания, одарённого разумом, свободной волей и словесной речью. Божественный эликсир, живая вода, щедро оросившая бесплодную землю, тайна, вырванная из лап жадных до вечности Олимпийцев. Сияющая высота, пик технологического могущества, вершина прогресса.
ГЕП начинается с рождения. Каждому новорождённому гражданину, едва появившемуся на свет, врач-акушер немедленно вкалывает сыворотку № 8 — сложную смесь из витаминов, энергетиков, нейтрализаторов и питательных ферментов. Вслед за акушером врач-реаниматолог вводит ребёнку подкожно субстанцию N 10 — размноженную в физрастворе колонию наноботов. Теперь остается ждать: смертность при ГЕП-вакцинировании составляет 0.1 процент на сто рождений. Величина настолько малая, что вообще не учитывается при статистическом прогнозировании рождаемости. При нормальном завершении процесса вакцинации счастливые родители получают абсолютно здорового ребёнка. В противном случае… Процедура ГЕП-вакцинирования до такой степени отшлифована, отработана, проверена и безопасна, что не вызывает никаких сомнений. Всякие сомнения в опасности ГЕП-вакцинирования вредны, безосновательны и надуманны. Вы родили мёртвого ребёнка. Такое изредка, но случается. Примите наши искренние соболезнования! До свиданья!
ГЕП-вакцинированные люди живут долго, достаточно долго, чтобы устать от самого проживания жизни. Старость для них начинается с двухсот лет. Сто пятьдесят — счастливая зрелость. Средний возраст смерти — двести сорок-двести шестьдесят лет. Они физически крепкие и умственно развитые. Они психически устойчивы. Они не болеют. Они не страдают телесными изъянами и физическими увечьями. Их невозможно убить. Чтобы их умертвить навсегда, нужно разрушить у них головной мозг. Только тогда они смогут умереть насильственной смертью.
В этом они похожи, но во всём остальном различны. Высокие и низкие, красивые и не очень, они могут быть гениями, а могут и преступниками. Они обманывают и бескорыстно помогают, они убивают и берут взятки, они женятся и со скандалами расходятся, они жертвуют на благотворительность и судятся из-за наследства. Их мир не идеален, но их предки посчитали бы его эталоном совершенства.
Капитан Суходольский был скуп на слова. Он говорил кратко, словно ставил боевую задачу и не любил, когда ему задавали вопросы. Ту часть предложения, которую он считал ключевой, капитан выговаривал с особым нажимом. Важные, с его точки зрения мысли, он повторял несколько раз, до полного их уяснения собеседником.
Капитан Суходольский был высок ростом и силён телом. Два часа в день он уделял спортивным упражнениям. У капитана был годовой суточный абонемент в спортивно-атлетическом клубе «Радость через силу». Капитан работал посменно и график посещений, установленный в клубе как нельзя лучше подходил Суходольскому. Атлетический клуб «Радость через силу» был открыт круглосуточно.
Капитан Суходольский был пунктуален и аккуратен. На утренние и ночные разводы он приходил ровно за одну минуту до начала инструктажа, садился всегда за столик в первом ряду, напротив брифинг-стойки, открывал блокнот, который постоянно носил с собой, в накладном нагрудном кармане форменной куртки, с левой стороны, над сердцем, брал ручку и педантично записывал всё, что говорил назначенный командиром смены офицер.
Капитан Суходольский был занудой и формалистом. Он подчинялся закону и требовал исполнения закона от других. Для закона не существовало исключений. Закон был един для всех.
Капитан Суходольский был неженат. Он проживал в двухкомнатной квартире, с широкой застеклённой лоджией, раздельным туалетом и ванной, на десятом этаже жилого спально-развлекательного комплекса «Отечество-2020». В лоджии у капитана Суходольского стояло кресло, раскладывающееся без труда в одноместное удобное ложе, узкий холодильный шкаф, заставленный холодным пивом в унифицированной стеклянной таре по 0.33 литра, с прозрачной дверцей и морозной голубой подсветкой полок, круглый дачный пластиковый стол и, кругом, дачные пластиковые стулья бледно-салатового цвета. Стульев было общим числом три: одно предназначалось Суходольскому, остальные два — знакомым капитана — соседям по гаражному кондоминимуму. Компания собиралась по субботам — пили пиво и играли в покер. На стене, напротив кресла-кровати, висела объёмная панель плазменного телевизора.
Кроме Суходольского, в квартире жил розовый попугай-какаду. Большую часть времени он сидел на жёрдочке в просторной клетке, начищал перья и смотрел сквозь решётку на волю попеременно то правым, то левым глазом. Капитан подходил к содержанию пернатого друга ответственно — попугай кормился в соответствии с рекомендациями районного ветеринара — фирменным попугайским кормом, сбалансированным нужными микроэлементами, придающими оперению блеск и красоту. Клетка периодически подвергалась чистке и дезинфекции. В такие моменты Суходольский выпускал птицу из клетки. Попугай, опьянённый свободой, с ходу забирался на шкаф. Вышагивая там взад и вперёд, он взволнованно топорщил хохолок и виртуозно ругался матом. Закончив уборку и дезинфекцию, капитан приманивал попугая любимым птичьим деликатесом — дынными семечками — и запирал какаду в клетке. Попугай моментально успокаивался.
У Суходольского были брат и сестра. Капитан был старшим в семье. После него у родителей мог быть ещё один ребёнок, но случился выкидыш и Суходольский до двенадцати лет оставался для матери и отца единственным и любимым чадом. Затем в его счастливое детство вторглись крохотные орущие существа. Двойняшки — мальчик и девочка — развалили его уютный пряничный мирок, отобрали у него родительское внимание и любовь, лишили материнского обожания и отцовской заботы. Он навсегда запомнил образовавшийся вдруг в душе пузырь, состоящий из щемящей пустоты и тусклого одиночества. Этого он не простил никому — ни родителям, ни сестре, ни брату. Постепенно и незаметно он отдалялся от них, живя несколько отдельно от дружных и сплочённых семейными узами родственников. С каждым годом его взросления возникшая трещина между ними всё расширялась и расширялась, однако не достигла той катастрофичной ширины, за которой всякие семейные связи безвозвратно обрываются. В том, что трещина не успела превратиться в непреодолимую пропасть, не было заслуг ни кого-либо из близких капитана, ни лично Суходольского. Если бы катастрофа всё-таки произошла, он, капитан Суходольский, воспринял бы её с невозмутимым спокойствием. Удивительно, но сами кровные родственники никогда не замечали это трагическое отдаление-противостояние капитана остальным членам семейства Суходольских. Для них он оставался «мальчиком со сложным характером» (родители), «напыщенным снобом» (сестра) и «законченным эгоистом» (брат).
