Андрей Печенежский - Отравители змей

АНДРЕЙ ПЕЧЕНЕЖСКИЙ

ОТРАВИТЕЛИ ЗМЕЙ

"После того, как я откусил голову у летучей мыши, защитники животных донимают меня каждый вечер. Съедят цыпленка или еще кого-нибудь - и учат меня не откусывать головы у летучих мышей. Знаете, каковы на вкус летучие мыши? Как хороший бифштекс. Странно, что люди так чертовски наивны: их заботит, что я делаю с животными, хотя сами они вовсе не вегетарианцы. А откуда берется бифштекс? С неба? Корову изрубить на бифштексы - нормально, а случайно поймать летучую мышь и откусить ей голову - не нормально?"

Оззи Осборн (Дж. М. Осборн)

"Милое воображение, за что я больше всего люблю тебя, так это за то, что ты ничего не прощаешь."

Андре Бретон

Часть первая

ПОСТЕЛЬ ИГЛЫ

I. Что-то желтое в руках. Скажем, дети, дружно: ах!

С вечерней почтой Курицын получает повестку: такого-то числа такого-то месяца вам надлежит явиться в райвоенкомат, комната номер семь. Подпись военкома, печать, бумага оберточная, желтая. Тут же, не отходя от почтового ящика, Курицын начинает делать то, чего возле ящика никогда не делал: он начинает просматривать газеты. В газетах ничего интересного он не находит, и тогда опять подносит к глазам повестку. Такого-то числа, такого-то месяца, бумага желтая, оберточная.

Незаметно для себя Курицын оказывается перед дверью собственной квартиры. Ему открывает жена, Анестезия, женщина своенравная и непредсказуемая. Ей, допустим, ничего не стоит взять и измениться вдруг в лице, или сказать что-нибудь эдакое, или вдруг забежать куда-то.

- Что-то случилось? - говорит Анестезия, меняясь в лице.

Курицын молча показывает ей повестку.

- Чего это ради? - вдруг спрашивает она и смотрит главным образом мимо желтой оберточной бумажки, главным образом она разглядывает мужнины глаза.

- Ну, не я же все это выдумал! - сразу интепретирует Курицын.

- Ясно,- как-то эдак, со значением, говорит она, а потом объявляет, что на ужин будут котлеты - она уже и мясорубку наладила, и мясо порубила, свининку с говядинкой, сухари замочены, чеснок очищен,- и, не сказав ничего другого, а только про мясорубку, мясо и чеснок, своенравная скрылась на кухне.

Курицын снимает туфли и сует ноги в шлепанцы, затем идет умываться - с мылом, по привычке,- а из ванной сразу направляется на кухню же, но передумывает и устраивается на диванчике перед телевизором, рядом с дочерьми, которые тут же говорят ему: добрый вечер, папочка. Добрый вечер,- отвечает им Курицын, поднимается с диванчика и подстраивает громкость телетрансляции на усиление, потому что с кухни доносится вертлявое повизгивание мясорубки плюс многослойные причитания Анестезии. Она и впрямь непредсказуема, может сама себе наговорит такого, отчего у нормальных людей обычно происходит нервное расстройство с последующим недержанием психики.

- Как твои дела, папочка? - вежливо интересуются дочери, взирая на Курицына с неподдельным уважением. Девочек у Курицыных двое, и обе законченные хорошистки. Они погодки и очень походят внешностью на Курицына и на его жену, Анестезию; старшеклассницы, они участвуют во всех городских олимпиадах без разбору, в школе о погодках Курицыных отзываются исключительно в превосходных степенях и прочат им уверенное будущее. Для них, как и для их родителей, нет ничего важнее в жизни, чем блистательный аттестат, а также мир и согласие в семейном кругу. Лишь бы войны у нас не было,- отвечает им Курицын, чувствуя, как на глаза накатывается скупая мужская слеза.- А так все хорошо, вы только учитесь как следует, овладевайте науками.- Мы, папочка, стараемся, сперва мы овладеем всем опытом предшествующих поколений, а потом возьмемся за практическое применение накопленных знаний,- говорят образцовые дочери и спрашивают, не желает ли он отдохнуть, сейчас будут показывать бальные танцы - зрелище от начала до конца эстетическое. Сами же девочки тем временем пойдут и помогут мамочке, после чего вернуться за учебники, на носу контрольная по геометрии, надо бы проштудировать дополнительный материал. Нетушки, нетушки,- возражает Курицын,- уж мы с мамой сами управимся, ступайте заниматься сейчас же, геометрия - наука серьезная, не подкачайте,- и Курицын гладит дочек по головам и целует их, но вдруг не выдерживает слышать звуки, доносящиеся с кухни, оставляет хорошисток, подкрадывается к кухонной двери и резко распахивает ее. И говорит Анестезии, что никаких боевых действий поблизости нет, все горячие точки, славу Богу, где-то там, а здесь, у них, покамест и не предвидится,- на что женщина, продолжая орудовать мясорубкой, ответствует, что у нее вся жизнь - боевые действия и "горячая точка".

- Аниста,- обижается Курицын.- Ты меня обижаешь. Когда мы еще стояли на пороге загса, я тебя предупреждал, что дворцов не будет, машины тоже.

- Зачем тебе машина, если у тебя есть я?

- В худшем случае - запрут на переподготовку, недели на три.

- Ах да, ты же, сердешный, совсем забывать стал, чем портянки пахнут.

- Зачем ты так, Аниста? Да, я - рядовой, стрелок я, но сражения, чтоб ты знала, выигрывают не в штабах, а в окопах. Обычные солдаты, пахари войны. Чаще всего - безымянные даже...

- Очисть, безымянный пахарь, луковицу.

Ужинают Курицыны благовидно и основательно: яичница, котлеты, салат из тертой свеклы, грузинский чай с добавлением травки душицы. Уже под чай неутомимая Анестезия придумывает напомнить мужу, что ему тридцать восемь лет, что у него - хронический гайморит, покалывает в почках (а это разве в почках? - в почках, в почках!), что у него - дыхание не то и двое детей, которых надо ставить на ноги. Девочки слушают затаившись, в разговор не вмешиваются, старших не перебивают. За столом они держатся безукоризненно, пользуются салфетками, пережевывают пищу беззвучно, не елозят вилками по тарелкам,- а Курицын и не собирается спорить с Анестезией, спорить тут нечего, он просто высказывает свою догадку о том, что все его недуги, как очевидные, так и скрытые,- все они должны быть известны там. Там все отмечено, учтено и принято к сведению. И без медкомиссии там ничего не делается, сперва - медкомиссия, потом уже остальное. Интересно, будет ли она рассширенной, с привлечением широкого круга специалистов, или все обойдется одним терапевтом. Подтвердят, что годен, и - вы свободны, товарищ, до особого распоряжения.

- От твоего здоровья у них приборы перекосит,- предрекает Анестезия.

- Да какие там приборы, посмотрят и все. Заставят присесть, руки вытянуть. Может, заглянут куда... Помню, когда меня забирали, попался им один хромоножка. Правая короче левой сантиметров на пять. Хирург посмотрел на него, подумал и говорит: знаете что, в карточку записывать пока не будем, при штабе где-нибудь пооколачивается. Служба не бей лежачего... А потом, уже в части, случай был. Мы немного подвыпили - натихаря, в коптерочке, фельдшер спиртецом побаловал,- а я как раз дежурным по роте заступил, пора докладывать дежурному по училищу. Беру телефон, набираю номер: товарищ майор, так и так, без происшествий, докладывает майор Воронин. А Воронин у себя там помолчал и говорит: не понял - а я кто? Потом оказалось - он тоже был "под газом"...