- Принимаю ваши соболезнования и благодарю за то, что вы ничего не забыли. Такое не забывается,- отвечает мадам, не меняясь в лице.- Постулата не вернешь, а Курицын - дурачок дурачком, но глаза замыливать все же умеет. "В этих делах,- говорит мне однажды,- я не знахарь и не аптекарь, в этих делах я всегда пациент... " - и извиняется за яркость иллюстрации, будто иллюстрация действительно ярка... Вот паразит, как его Анестезия терпела?..
- Хотите знать, как она его терпела? - спрашивает одна из старшеклассниц, покачнувшись.- Но в этом, фе-фе, нет ничего занимательного, ничего, фе-фе, существенного и поучительного. А вот как она его дожидалась - вот это действительно фантик. Про это кино снимать можно!
- Расскажите, милочка, про фантик,- просит мадам и медленно оседает на скатерку.
- Кабы знать да подстелить,- говорит мужчина во фраке и тоже прикладывается лицом к скатерке.
- Цель безумной, своенравной и непредсказуемой была очевидна: почему-то она решила, матрешкина мать, дождаться Курицына, пленить его и соблазнить окончательно, невзирая на то, согласен ли сам Курицын окончательно соблазниться. Как только он вернется и войдет в квартиру, она набросится на него, опутает его гардиной, и пока он сообразит, что к чему, она успеет запеленать его в штору, повязать для верности веревкой и завернуть в ковер. Проделав это, она удалится в соседнюю комнату - гордая, неумолимая, презревшая смертельную обиду - и жизнь свою нарочно продолжит в одиночестве. Пусть обидчик потеет и вымаливает прощение, пусть кличет в свидетели своих ворониных - безумная более никогда не будет принадлежать ему - так решила она...
Поладив с приготовлениями, она засела за кухонный столик, подперла голову руками и притаилась. И глядела только в окно, а муженек все не показывался, и вскоре все покрыла ночная темь...
Своенравная просидела на кухне до утра, наблюдала пышный, в полнеба, восход солнца и видела, как светило проплывает наискосок по прямоугольнику оконной рамы, выбеливая небесную синеву, как оно скрылось из виду, как день угасал, а вечер сгущался. Обворожительный цикл повторялся и как бы водил ее по кругу, пока западный ветер не наволок на город покрывало облачности, и серая, а позже - сизо-фиолетовая накипь продержалась до сентября, но дождей почти не было, так, временами накрапывало слегка, и обнаружилась первая желтизна в тополиных кронах, потом сквозь деревья завиднелись троллейбусы, выпал снежок, мгновенно истаял и выпал снова, и вся зима была хлипкой и грязной, снег не успевал належаться, февраль ничем не отличался от апреля. А потом все смешалось и перепуталось, когда в дверь позвонили, и женщина встала и не умела ступить и шагу, ноги не слушались ее, в позвоночнике ныло, как от побоев.
Она помнила, что дверь заперта, и помнила, что ключ давным-давно потерян, где-то в ворохе недолговечных штор и гардин, обратившихся в утиль, среди нагромождений мебельной архитектуры, среди скрипов и шорохов нежилой квартиры,- в пыли, в обрывках шпалер, в щелях бездонных, открывшихся под плинтусами... За дверью терпеливо ждали, минуточку, бормотала старуха, он где-то здесь, где-то был...- потом, огорчившись до слез, она прильнула к дверному "глазку" и увидела на лестничной площадке молоденькую девчушку, на плечах которой белел больничный халат: может, докторша, может, фельдшеричка, но все равно - молоденькая-молоденькая... А-а-а, потерялся ключик, а-а-а, потерялся!..- старуха запричитала что было мочи и не могла расслышать собственного голоса...
"Неотложку" вызывали? - допытывалась сквозь дверь докторша, покусывая губы, а потом она сказала, что никуда не уйдет, пока не окажет медицинскую помощь тому, кто нуждается - и присела прямо на площадке, прямо на свой саквояжик с препаратами, прислонилась к стене и подумала... Может, продолжишь, сестрица?
- От "подумала"? - покачнулась вторая старшеклассница над малиновой скатеркой.
- От "подумала"...- сказала рассказчица и уткнулась лицом в стол.- С удовольствием продолжу,- сказала сестренка.- Это мое самое любимое место! И подумала: совсем заездилась по вызовам, а никто не открывает, вызывают, требуют "неотложку", а потом сидят взаперти, не хотят пустить или боятся, кто их поймет? А я сижу здесь, а мне еще надо подготовиться к лекции,- ее пригласили провести профилактическую беседу в детском саду, о мерах предосторожности на уроках ручного труда. Детишки получают в руки настоящие иглы и обязаны знать, сколь опасной бывает подчас игла. Надо хорошенько подготовиться и рассказать им, но когда готовиться, если вызов следует за вызовом, если весь город пронизан звонками, и никто не открывает? А без подготовки ничего не получится, без подготовки она помнит лишь то, что помнит, то, что сама слышала в далеком детстве: игла способна проникнуть в организм безболезненно, незаметно для уколовшегося - и потом ее уже ничем не остановишь. По кровеносным сосудам, прямо к сердцу... Дети, что бывает, когда острый инородный предмет достигает сердечной мышцы? Правильно, дети, это вы уже знаете... достаточно одного единственного проникновения, вы и моргнуть не успеете, как это случится, а те, кто придет вам на помощь, будут бессильны спасти вас... слишком много нацелено их на ваше сердчишко...- так думала молоденькая докторша, погружаясь в туман усталости. И вдруг послышались ей шаги, кто-то поднимался по лестнице. "Кто здесь?" - спрашивает она у тумана. "Похоронщики здесь," - доносится ответ, а шаги - все ближе и ближе. "Похоронщики, оставайтесь с нами" - говорит она, а те отвечают: вот и хорошо, где же покойник? Кого хороним, хозяйка? - Да у вас под ногами покойник,подсказывает игла.- Смотрите, не споткнитесь...
Конец первой части
