ПОСМОТРИ НА ПОБЕЖДАЮЩЕГО ВРАГА
Н’рхангла добрался до скал и упал в тень. Х’манки гнали его по соляной пустыне уже вторые сутки. Худшее невезение трудно было вообразить: да, он шел убивать х’манков! но как он был наивен, полагая, что в ответ х’манки убьют его. Охрана не подняла оружия; вместо солдат за ним бросились охотники.
Они не торопились, развлекались в свое удовольствие, - время от времени отставали, пропадали в песках, роняя Н’рхангле в душу гнилое зерно надежды, и снова врывались в почти успокоившийся мир, проходя на бреющем прямо над головой. Когда им казалось, что человек идет недостаточно быстро, они стреляли ему под ноги, не из резаков, конечно, иначе ему бы сразу пришел конец, из обычных пулеметов. Соляные кристаллы разлетались от пуль на сотни крохотных лезвий, которые впивались Н’рхангле в ноги.
Солнце било как молот.
Он втиснулся в иссеченный ветрами песчаник, слился с камнем, - так приказывал инстинкт, но это было бесполезно, он знал, что на экранах охотников все прекрасно видно, что х’манки смотрят, как он прижимается к валуну, обессиленный, в надежде скрыться от них. Н’рхангла тяжело, с хрипами, дышал, он почти ослеп от страшной жары и жгучего блеска соли под солнцем.
Скоро тело откажется ему служить.
“Они меня видят”.
Х’манки забавляются. Они смотрят, посмеиваясь, они сидят в мягких креслах, под тихое гудение автоматики, и едят лакомства, приготовленные во льду.
Это не только увлекательно, это еще и очень дорого – охота на человека. Снаряжение стоит больших денег. И не только на снаряжение они тратятся: чувствительные черви слишком любят комфорт. Они даже на собственной планете чувствуют себя неуютно, а мир людей для них враждебен. Н’рхангла глухо зарычал и подумал, что лучше бы ему не прятаться, а идти дальше, не показывая, как он устал. Человек решился встать, приказал себе встать, - и не смог принудить кричащие от боли мышцы. Когда вместо хорошей смерти пришлось уходить обратно, он бросил единственный лишний груз, бросил оружие, потому что охотники х’манков все равно не сражаются, и под огнем чужих менее чем за два дня прошел половину соляного плато, - но потерял все силы и остатка пути, отделяющего его от резервации, не одолеет.
И снова Н’рхангла знал, что когда х’манки отдохнут от азарта погони и разомнут затекшие от сидения зады, они ударят по скалам инфразвуком, чтобы заставить добычу снова бежать. Они выйдут из “крыс”, только загнав его так, что он не сможет стоять на ногах. Тогда им станет скучно.
Х’манки маленькие и слабые. Шкурка у них как будто состоит из сплошных нервных окончаний, она до того тонкая, что человек может прорвать ее, просто случайно коснувшись ногтем. Х’манки могут жить только в очень узком диапазоне температур и давления, кости у них хрупкие, а мышцы похожи на кисель. Самки х’манков до того нежные, что удивляешься, как они дышат воздухом, - он должен, кажется, изрезать и истереть их внутренности. Как они ухитряются рожать – вообще загадка природы.
Х’манки самая хитрая и подлая раса во Вселенной. Их трусость понятна ввиду их сложения, но вот агрессивность этих хлипких тварей необъяснима.
Н’рхангла выглянул из своего убежища. Он немного остыл, лежа в тени, и теперь видел лучше. Он впервые смог сосчитать охотников и покривился: х’манки отправили в погоню за безоружным человеком шесть полностью укомплектованных боевых “крыс”.
По чести, хватило бы двух.
Сейчас “крысы” стояли на полпути к горизонту, прямо под солнцем, почти невидимые в рушащихся на них лучах. Х’манки перегоняли температуру брони в энергию. Солнце убивало человека, вскармливая х’манков. Солнце-предатель.
Н’рхангла прикинул, сколько еще времени охотники позволят ему отдыхать. Твари, вроде бы, не торопились. Но даже если он пролежит здесь до вечера, все равно уйдет только самый верхний слой усталости: он неуклонно теряет воду и взяться ей неоткуда, еды тоже нет, и хотя Н’рхангла обычно с легкостью обходился несколько дней без еды, сейчас энергия истаивает с ужасающей скоростью. И многочисленные порезы на теле, изъязвленные мельчайшей соляной пылью, не заживут. Его, вероятно, можно уже найти без помощи сканеров, по одному кровавому следу. Н’рхангла вдруг подумал, что будь он так же чувствителен, как х’манки, он бы давно умер от боли и истощения.
“Будь проклят тот день, когда мы впервые ступили на Хманкан”, - когда-то очень давно сказал Р’харта, и Н’рхангла, юнец, еще посмеялся про себя над тем, как пафосно прозвучало это. Он и сам в свое время успел ступить на Хманкан, тогда ему подумалось, что место это скучное и разгуляться там негде. Никакого удовольствия, все равно что тараканов давить.
Х’манки тоже, как выяснилось, не любили давить тараканов. Им нравилось охотиться на людей.
Самая увлекательная часть охоты – когда х’манк выходит против человека, имея в качестве оружия лишь десяток биопластиковых лент, незащищенный, полагаясь только на верную руку и опыт своих товарищей по лову.
Увлекательна, разумеется, эта часть для х’манка.
Мимо лежащего Н’рханглы стремглав прошла “крыса”, оставляя раскаленный добела след. Соль под ней плавилась. Воина обдало жаром. Да, они знают, что он знает, что они его видят. Они не хотят его убивать и не хотят сражаться с ним. Они хотят гнать его как добычу, пока он не упадет, а потом отрезать себе что-нибудь на память. Если, конечно, это просто туристы. Если это сборщики ароматических веществ, то они сделают с ним то, о чем ему совсем не хочется думать, особенно сейчас.
Камень подле стопы Н’рханглы разбила очередь. Брызнули осколки.
Да, вонючки, да, он поднимется и пойдет дальше! И дойдет до резервации, грызи вас черви, и ваши лицевые перепонки скукожатся от злобы!
Разъяренный, воин вскочил и ринулся в пустыню, с каждым шагом удаляясь от блаженной тени. Поначалу ему удавалось бежать, но заряд энергии, подаренный гневом, быстро иссяк. Н’рхангла шел, сцепив зубы, шел по осыпающемуся пламени, а над головой у него шныряла “крыса”, весело постреливая там и тут.
Солнце начало путь к земле.
Температура достигла высшей точки.
Шаги кровавили едкий песок; Н’рхангла уже ничего не видел, только остатки чутья помогали ему двигаться в прежнем направлении, к резервации, а не завернуть кругом. В голове ровно шумело, иногда шум усиливался – это машина х’манков проходила рядом. Н’рхангла подумал, что к вечеру ослепнет совсем.
Когда он споткнулся обо что-то, то лишь удивился, что этого не случилось раньше. Ноги перестали держать. Он свалился в раскаленную соль и взвыл – ожоги пришлись на самые чувствительные места; невероятным усилием смог подняться, пошатнулся, переступил, и угодил следующим шагом на оплавленную корку. Белесая поверхность нагревалась меньше, чем более темный песок; Н’рхангла замер на четвереньках, каждый вдох с болью врывался в обожженные легкие. Над головой скользнула тень – “крыса” прошла медленнее, чем обычно. Должно быть, собиралась садиться.
